Ознакомительная версия. Доступно 52 страниц из 259
Положение У всегда было шатким, и к 250-м годам оно вело постоянные оборонительные войны на границах. Воспользовавшись этим, Цзяочжи взбунтовалась, подстрекаемая правителями Линьи, Фунани и Западной Цзинь. Чтобы не заходить в охваченную беспорядками Цзяочжи, торговые корабли из Наньхая теперь огибали Северный Вьетнам и шли прямиком в Гуанчжоу. Хотя в Гуанчжоу китайская власть была крепка, порт находился далеко от столицы, и «лишь бедные чиновники, не имевшие иных средств получить независимость, искали назначения туда».[443] Место в порту, куда везли экзотические товары, вдали от присмотра имперских сановников, позволяло брать огромные взятки. К концу четвертого века Гуанчжоу снискал себе славу «места диковинных и драгоценных вещей, один мешок которых может обеспечить несколько поколений», так что продажные чиновники, бравшие взятки с купцов, сказочно обогащались. Со временем Цзяочжи вернула себе былую роль в торговле, но именно в этот период Гуанчжоу приобрел статус одного из главных китайских портов.
Разгром У и консолидация Цзинь в 280 году вызвали бум южной торговли: продавцы и покупатели спешили наверстать то, что упустили за долгие годы, когда Северному Китаю приходилось обходиться без южных предметов роскоши. Однако надежды на расширение Наньхайской торговли, возникшие к концу века, не оправдались: между 304 и 316 годом хунну захватили почти весь северный Китай, и цзиньский двор перебрался из Лояна в Нанкин. Приход к власти чужеземцев заставил почти миллион северян искать спасения на юге.[444] Этнические китайцы, бежавшие в Юэ, принесли с собой культурные и политические институты, в том числе язык и способы управления. Именно в этот период морские перевозки впервые заняли ведущие позиции во внешней торговле Китая.[445]
Пришельцы боролись за власть между собой, а в Цзяочжи противостояли коренному населению и заморским купцам. Нестабильность вела к высоким пошлинам и расцвету взяточничества среди чиновников, чья алчность лишь выросла с тех времен, когда назначение в Гуанчжоу считалось надежным способом поправить состояние. В начале IV века таможенные чиновники в Цзяочжи и Жинани облагали импорт пошлиной от 20 до 30 процентов. Некий префект прославился тем, что установил пошлину более чем в половину стоимости товара, а затем устрашил возмущенных купцов «кораблями и военными барабанами. Это вызвало ярость различных стран [из которых прибыли торговцы]».[446] Позже в народе говорили, что «правителю Гуанчжоу довольно один раз въехать в городские ворота, и он становится богаче на тридцать миллионов связок денег[447]»,[448] Цзиньский двор не контролировал своих представителей в Гуанчжоу, и хотя взяточничество дорого обходилось имперской казне, самые большие потери несли торговцы из Линьи. Когда все дипломатические обращения в цзиньскому двору оказались безуспешными, Линьи вторглось в Цзяочжи. В следующие семьдесят лет китайцы считали жителей Линьи не более чем пиратами, которыми те, за неимением возможности торговать, нередко и становились. Тем не менее между 421 и 446 годом они отправили шесть миссий к династии Лю Сун (преемнице Западной Цзинь) и в 445 году предлагали дань в десять тысяч катти (шесть тысяч килограммов) золота, сто тысяч катти серебра и триста тысяч катти меди. Однако это не помогло: Лю Сун провела жестокую карательную операцию против Линьи, в ходе которой, по свидетельству современников, китайцы перерезали всех в порту Кхутук, а в дворцах и буддийских храмах столицы награбили несметное количество золота.[449]
Политическая обстановка в Южном Китае и вокруг него в целом оставалось неустойчивой, но были и периоды стабильности, даже процветания, которые вели к росту внешней торговли. В IV веке к цзиньскому двору прибыли всего три миссии (все из Линьи), а между 421 годом и основанием династии Суй в 589-м — шестьдесят четыре торговые миссии из различных государств Юго-Восточной Азии:[450] столько же, сколько за триста лет благополучного правления династии Тан. Однако Линьи так и не оправилось после разорения в 446 году, и Фунань также постепенно приходила в упадок. Эти перемены были связаны не столько с политикой Китая или с продажностью чиновников, сколько с изменениями в торговых путях Юго-Восточной Азии: купцы теперь предпочитали двигаться не вдоль побережья между Малаккским полуостровом и Фунанью, а через Южно-Китайское море от Малаккского пролива до Южного Вьетнама или Китая.
Фасянь и путь через Малаккский пролив в V веке
Возможно, некоторые корабли пересекали Южно-Китайское море уже в I веке нашей эры (если не раньше), однако этот маршрут не был обычным для купцов из далеких стран. Первое достоверное описание прямого пути через море принадлежит Фасяню, буддийскому монаху, долго жившему в Индии (куда он попал из Китая по суше) и на Шри-Ланке. В 413–414 годах он возвращался в Китай морем; злоключения этого плавания занимают почти всю последнюю книгу его записок. Из них можно почерпнуть сведения о маршруте, которым двигался Фасянь, практике судоходства, обычаях и суевериях моряков. Путешествие состояло из двух этапов, разделенных пятимесячным пребыванием на острове в Юго-Восточной Азии. Оба судна, на которых он плыл, имели на борту более двухсот человек, но сами суда Фасянь не описывает, только упоминает, что по пути от Шри-Ланки до Еподи (возможно, Борнео или Ява) к их большому судну сзади было прицеплено маленькое — «на тот случай, если большое потерпит крушение».[451]
Мера предосторожности была явно недостаточная, учитывая количество людей на борту, а когда и впрямь возникла опасность, моряки решили, что в первую очередь надо спасаться самим. (Идея, что офицеры и команда в случае кораблекрушения должны жертвовать собой для спасения пассажиров, возникла относительно недавно.) Во время бури большое судно дало течь. «Торговцы бросились было к малому судну, однако люди на малом судне, боясь, что [к ним] прибудет слишком много народу, перерубили канат».
Ознакомительная версия. Доступно 52 страниц из 259
