— Почему ты так стремишься с нами пойти, а?
Не знаю, ответил ему Карлос или нет. Фок оглушительно грохотал, и я поспешил назад в рубку. К тому времени, когда я снова развернул «Айсвик» под ветер, оба они уже ушли вниз, и я остался на палубе один. Кругом царил странный, дикий мир. Длинная полоса воды простиралась вперед, свинцовая под тяжело нависшими тучами. Массивная гряда Дарвина теперь была у нас за спиной, и, хотя тучи скрывали вознесенную в небо вершину горы Сармьенто, я ощущал ее грозное присутствие по внезапным изменениям направления ветра, налетающего яростными шквалами. Все это порождало четкое осознание того, что я нахожусь на краю мира, впереди — мыс Горн и неистовые пятидесятые[126], и далее ледяные паковые пустыни, айсберги, сама Антарктика со своими снежными буранами.
Конечно, я устал. Почти два дня сосредоточенного ведения судна не могли не сказаться на моих нервах. Внутри меня нарастал страх. Я думал о Скотте[127] и его долгом пути к Южному полюсу, об Амундсене и Шеклтоне, особенно о Шеклтоне. Все это у меня еще было впереди. Правда, пока я еще был тут, в относительно безопасных условиях пролива Бигл, с последним портом захода в Ушуайе. И последней возможностью отступить.
— Вы замерзли? — спросила неожиданно появившаяся рядом Айрис. — Вы дрожите.
— Правда?
Я настолько был поглощен своими мыслями, что не заметил ни как она подошла, ни того, что меня неудержимо трясет.
— Я стану на руль, а вы идите вниз, выпейте кофе.
Почувствовав теперь его аромат, я кивнул, уступил ей место у штурвала, привычно сообщая курс.
— Что там произошло с Карлосом? — спросил я. — Почему ему так неймется идти с нами?
Она чуть заметно пожала плечами.
— Почему он не хочет, чтобы Коннор-Гомес знал, что он на борту?
Тогда она обернулась лицом ко мне, так сильно сжимая штурвал, что на ее пальцах побелели костяшки.
— Спросите его сами. Или лучше спросите Ангела, когда он поднимется на борт в Ушуайе. Посмотрим, что он ответит.
Но Коннор-Гомес не поднялся на борт в Ушуайе.
Мы нырнули в узкий просвет между патрульным судном и кормовым траулером, и, еще до того, как мы пришвартовались, Айан прыгнул на причал и поспешил по пристани в портовую контору с судовыми документами. Не прошло и получаса, как он вернулся и, не посоветовавшись ни с Айрис, ни с кем-либо другим из нас, велел Нильсу запускать двигатель.
— Вот координаты. — Он сунул мне в руки бумажку. — Отметьте точку на карте, ладно?
И он приказал Энди отчаливать.
— А как же Ангел? — спросила Айрис. — Мы не должны идти без него, ведь в этом случае…
— Он присоединится к нам чуть дальше. На северном берегу пролива, я так понимаю, все еще территория Аргентины.
— А почему не здесь? Мы ведь договорились, что он примкнет к нам здесь завтра, в среду. Вы же сами говорили.
Я не услышал, что он ответил. Заработал мотор, Нильс стал за штурвал, а Энди забросил швартовы на палубу и прыгнул на перила отходящего от пристани «Айсвика».
В соответствии с координатами искомое место располагалось почти в самом устье пролива Бигл, сразу же за бухтой под названием «Альмиранте Браун» и почти напротив Пуэрто-Евгении на чилийском берегу. Айан заглядывал мне через плечо, и, когда я отметил место маленьким крестиком, он кивнул.
— Так я и предполагал.
Взяв лупу, он принялся изучать близлежащий берег.
— У нас есть карта в большем масштабе?
Я взял с полки позади штурманского стола второй том «Лоций Южной Америки». Я уже заложил закладку на странице с проливом Бигл. Нужна была навигационная карта со следующим номером после той, что лежала на столе.
— Карта 3424.
— У нас есть?
Порывшись в ящике, где хранились навигационные карты, и найдя нужную, я разложил ее поверх карты с Ушуайей. Но Айана, похоже, не интересовали ни подходы, ни глубина в маленькой бухте, на которую указали координаты. Он сосредоточил внимание на прибрежной полосе, очень медленно перемещая увеличительное стекло над береговой линией, как будто пытаясь разглядеть местность. Однако адмиралтейские карты не то же самое, что географические. В них основное внимание уделено береговой линии и морскому дну. В конце концов Айан бросил это дело, кинув лупу на стол и бормоча себе под нос что-то о том, что все увидим, когда будем там.
— В какой фазе сейчас луна? Почти полная, верно?
Я сказал ему, что полная будет через два дня. Он кивнул и сказал, что надеется на ясную ночь.
— Мы подберем его ночью, так, что ли?
— Не этой, а в ночь на четверг, в два ноль-ноль.
— К чему тогда эта спешка? Мы могли бы остаться в Ушуайе, заправиться дизтопливом, пообедать на берегу. Напиться, может быть.
Впереди нас ожидали долгие недели, может, даже месяцы. Но он на это лишь сказал:
— За какое минимальное время мы можем дойти до этой бухты?
— Сейчас я вам скажу.
Я принялся циркулем вымерять расстояние.
— Под парусами или на дизеле?
— Под парусами. Ветер западный, а нам сейчас нужно экономить топливо.
С поднятыми прямыми парусами, как оказалось, мы развивали вполне достаточную скорость в шесть узлов.
— Должны быть там вскоре после полуночи, — сказал я ему.
Он кивнул.
— Держите надувную лодку наготове к тому моменту, когда мы станем на якорь. Пойдете со мной. О’кей?
Сказав это, он спустился вниз. Сила ветра во второй половине вечера менялась в значительных пределах, временами достигая пяти баллов, а его направление периодически менялось на северо-западное. В итоге мы пришли на место задолго до полуночи. В небе за нашей кормой все еще брезжил свет, но в направлении берега видимость постоянно менялась из-за переменной облачности. Луну то и дело заволакивали черные на ее фоне облака.
Опустив паруса, мы вошли в бухту на моторе. Там был небольшой пляж с рассекающим его подобно белой полоске ручьем, но из-за водорослей нам пришлось бросить якорь на некотором от него удалении на глубине в более чем тридцать метров. Как только якорь стал, а двигатель был заглушен, сразу же воцарился покой, и лишь мчащиеся по небу чернильно-черные облака напоминали, что ветер по-прежнему дул довольно сильно. Близкий берег защищал нас от ветра, и его безлюдность, неподвижность воды, ощущение того, что мы находимся на краю света, все это производило чуть ли не гнетущее впечатление. И постоянно движущиеся водоросли томно поднимались и опускались вместе с бесшумно вздымающимися водами пролива.
