Книга Страна Беловодье - Марик Лернер

— Смешно, — произнес с интонацией скучающего человека Земислав.

Полез под рубаху и вытащил тот самый мешочек. Данила долго думал, как бы спросить издалека или с хитрым подходцем, да так и не удумал. Сидел, занимался согласно указаниям упражнениями, смотрел на постепенно поднимающиеся берега и не выдержал. Прямо в лоб и спросил. В худшем случае просто пожмет плечами в своей обычной манере.

— Стадии. Дыхание, линии и точки на теле, энергия. Пять элементов.

— Последовательно? Научившись одному, идешь к следующему этапу?

Одобрительный кивок.

— Время оберега.

Кажется, они переходят к новому повороту, и прозвучит нечто интересное.

Земислав развязал и высыпал на ладонь нечто вроде уже знакомых четок, только с вырезанными на них малюсенькими человеческими личиками.

— Это, — сказал, — не амулет. Люди, мной убитые. Напоминание. Нельзя забывать, у кого отнял жизнь.

Ошарашенный Данила уставился на привычно невозмутимую физиономию. И все-таки он не так уж и равнодушен, если заговорил длинными фразами.

— Нельзя оставлять врагов в живых. Отомстят. Но они люди. Души не должны исчезнуть бесследно. Трогаю и вспоминаю каждого.

— Портреты?

— Да, — он свернул нитку, не дав пересчитать количества, и сунул назад в кисет. За два десятка точно. Интересно, не из костей ли убитых сделано и так ли уж шутил, говоря прежде об этом. — А это, — показал полдюжины бусинок с какими-то рисунками-орнаментами, — обереги. Бывают единовременно выплескивающие силу, другие направлены на постоянное действие. Каждая руна, — показал пальцем, — священный знак, соответствует определенному понятию.

Руны — вовсе не алфавит. Или по крайней мере так считается. Они могут означать букву, слово, понятие, в зависимости от контекста. Раньше на рунах гадали на судьбу. Но толком сегодня никому не известно значение. Маленькая поправка. В Беловодье цивилизованном и христианском. А за его границами вполне ими пользуются. Куда это меня несет в очередной раз, и не пора ли отказаться от дальнейшего языческого просвещения? Всему есть граница.

— Элементы, — зачарованно сказал вслух Данила, — вода, огонь, дерево, металл, земля.

— Да. И нет. Это простейшие группы. Рун много больше пяти, и связи не всегда заметны. Одни в переплетении мешают, другие помогают. Сложнее — сильнее. Мой предел зарядки — две руны.

— Зарядки?

— Вкладываешь в оберег энергию.

То есть не просто рисунок начертить. А откуда брать? Почему нельзя объяснить нормально!

— И я смогу?

— Может быть. Это как фузея. Порох, — со вздохом уточнил, — пуля, пыж, ствол, последовательность действий.

Ага, перепутаешь — в руках разорвет. Поспешишь — без пальцев останешься.

Продолжения не последовало. Волхв перетрудил язык и все прочие мышцы, отвечающие за речь, включая тело. Обычно он обходился много меньшим количеством слов, даже просьбы поясняя жестами. Высыпал бусины обратно в кисет и улегся на спину дремать, не собираясь в дальнейшем отвечать на кучу возникших от внезапного откровения вопросов и сомнений. Обижаться? Чего ради. Не торопись, сказано практически открыто. Шаг за шагом. Первый уровень прошел, и вовсе это не были издевательства.

* * *

Ничего скучнее путешествия вверх по течению и представить себе невозможно. Десяток судов тащился со скоростью улитки, всю тысячу триста верст. На этом фоне куча предосторожностей, и раньше отчасти удивляющих, вообще превращалась в чистую насмешку. Желающие сотню раз могли обогнать караван и вернуться. Не зря на кораблях куча охраны, и многие не рискуют возвращаться в одиночку.

В принципе ничего удивительного, тем более что приходилось и раньше видеть эти караваны. Правда, тогда он смотрел с берега и завидовал. Люди движутся в большой мир, где разговоры не исчерпываются давно знакомой историей про убитого в прошлом году плоскомордого медведя, задравшего сначала телку, лошадь и подвернувшегося охотника. Или кто за кого замуж вышел, а лица каждого в округе знакомы до тошноты.

Но это глядя с берега. А в жизни все много скучнее. На их расшиве в составе команды два гребца, рулевой и хозяин. А кроме того добрых тридцать ободранных мужиков, тащивших суденышко на канате. В их компании попадался всякий народ — от абсолютно никчемных выпивох до имеющих свое хозяйство. По каким-то причинам требовалось в княжества и почему заодно не подработать. Денежка лишней не бывает. Только парус поднимался редко: почему-то попутный ветер не баловал своим присутствием.

Бурлачить — отнюдь не приятное занятие. Может быть, в обжитых районах местные жители обязаны следить за удобством хождения вдоль рек и очищать берега. Здесь ситуация другая. Работникам приходилось топать не выбирая дороги. Почему-то давно замечено, правый берег Дона чаще всего крутой и нередко скалистый. Левый более пологий и поросший травой, зато заливается в половодье. Естественно, выбора особого не имеется. По склону еще тяжелее тащить бечеву.

Вот они и бредут изо дня в день иногда в грязи, чаще по песку, кустам, прокладывая тропинку вдоль берега. Правда, до них здесь уже ходили, и неоднократно, и серьезных зарослей нет. Зато никто не может обещать, что внезапно не поползет земля из-под ног и не полетишь в воду. А уж тем более не придется лезть в реку, расчищая путь от полузатонувших деревьев и бревен. Часть сами падают, подгнив или подмытые, но немало попадается и потерянных при сплаве на шахты. Ночью напороться на топляк — самое худшее из возможного. Днище пропороть легко и просто. Потому и рулевой бдительно следит за течением, поднимая изредка крик.

Канат-бечева то натягивается жестко, то шлепает по воде. Случалось ему зацепиться за камень, за куст, за утонувшую в реке корягу. Тогда впередсмотрящий на насаде кричал «Зарочило!», и гребец освобождал бечеву, подбрасывая ее или подтянувши лодку к препятствию. Но когда канат тянулся по воде, он постепенно захватывал много водорослей, тяжелел и тонул. Тогда раздавался крик «Мяша набрали!». Опять нужна была остановка, чтобы освободить бечеву от этого «мяса».