Выдержка из отчета смотрителя о черном рынке оккультных артефактов Жуков попятился и поднял руки. Эмили готова была сражаться – сражаться за свою жизнь, за свой город, за Гристоль и империю.
За свою маму, которую она не могла спасти, ибо историю нельзя повернуть вспять.
Рядом с Эмили бесшумно и быстро двигался Корво. Именно этому он и обучал свою дочь. Он был искусным воином, ее героем, ее защитником. Она целиком и полностью доверяла ему.
Корво упал первым.
Эмили заметила это краем глаза и повернулась к нему. Мир вдруг пришел в движение, пол закачался, как палуба корабля, идущего по высоким волнам. Корво споткнулся и упал на колени, а затем перекатился на бок, смягчив тем самым падение. Он успел лишь выставить руку, в которой сжимал складной клинок и, застыв в этой позе, больше не двигался.
Тут Эмили поняла, что сама тоже не может пошевелиться. Она стояла – точнее, пыталась устоять на ногах – и смотрела по сторонам, но голова была такой тяжелой, словно ее выточили из камня. Когда Эмили все же удалось ее повернуть, мир закружился с ужасающей скоростью. Казалось, китобойня слетела с фундамента и соскользнула в реку, а там это тяжелое здание пошло ко дну – все глубже, глубже, глубже…
Эмили ударилась коленями о пол, и ее пронзила резкая боль, которая на мгновение прояснила мысли, отогнала туман и дурноту. Втянув в себя воздух, Эмили услышала смех Жукова.
Он пятился к зеркалу, все еще держа руки поднятыми. Корво рядом с ней в конце концов сдался и плашмя рухнул на пол, когда его рука подогнулась.
Аура Жукова.
Костяные амулеты.
К нему невозможно было подойти, не то что атаковать. Они были бессильны.
Эмили поднялась, сделала несколько неуверенных шагов в сторону отца и снова упала на колени. Она протянулась к нему, то и дело оборачиваясь в сторону врага. Он стоял рядом с резервуаром, спиной к зеркалу. Эмили видела его и видела его отражение.
Она видела, как поднимается дым.
Не из резервуара, а от Жукова – и вовсе не потому, что он стоял слишком близко к расплавленной массе. Нет, дым поднимался от него, точнее, из-под его шинели. Он проходил между лацканов, струился из-под воротника, сочился сквозь плотно обернутый вокруг шеи Жукова шарф и затуманивал его красные очки.
Эмили почувствовала, как все внутри сжалось и все вокруг завертелось Она упала на Корво. Чернота в ее глазах вращалась, вращалась, вращалась, пока Жуков усиливал свою ауру, заставляя их терять ориентацию. Послышался треск, и Эмили показалось, что в несущемся перед глазами мире она разглядела язычок пламени, который вырвался из шинели Жукова, словно, используя свою силу, он сам сгорал в ее огне.
Это означало, что его возможности не безграничны. Вопрос заключался лишь в том, как долго он сможет сдерживать натиск противников. Мысли в голове Эмили путались. Казалось, ее тело существует где-то далеко, отдельно от ее разума, а китобойня – это всего лишь сон.
Она не могла этого выдержать. Все это было слишком сложно. Ей хотелось умереть, и ее сознание стремительно теряло связь с окружающим миром.
И тут она увидела его. Клинок Корво. Он все еще сжимал его рукоять, подмяв под себя при падении ведущую руку.
Но сам клинок был свободен.
И до него можно было дотянуться.
Не без труда набрав воздуха в легкие, Эмили вытянула перед собой руку. Клинок лежал то ли очень близко, то ли за миллион миль от нее – китобойня качалась и кружилась, так что наверняка определить это Эмили не могла. У нее перед глазами плясали голубые искры и точки, в ушах ревело пламя лесного пожара, очистительного огня начала времен.
Ее пальцы чего-то коснулись.
Холодного. Острого. Металлического. Эмили обхватила клинок, просунула под него большой палец, провела рукой по острому лезвию и почувствовала, как ладонь заливает горячей жидкостью.
А затем она ощутила боль. Ее руку обожгло огнем, который озарил все ее тело, подобно фейерверкам в первый день месяца земли. Ахнув, она выпустила клинок и подняла перед собой рассеченную конечность, не в силах пошевелить онемевшими пальцами.
Она стиснула зубы и заставила себя сжать ладонь в кулак, услышала хлюпанье липкой крови, почувствовала, как жуткая боль волнами обрушивается на ее нервную систему. Ее чуть не вырвало.
Клинок Корво был очень остр. Она глубоко рассекла ладонь – именно это ей и было нужно. Потому что было кое-что сильнее ауры Жукова, и это кое-что пробивалось сквозь дезориентацию и тошноту. Это кое-что оттесняло все на задний план – кое-что древнее, первобытное. Простое.
Боль.
Эмили встала на ноги. В голове у нее прояснилось. Рана на руке пульсировала, но она не обращала на это внимания. У нее не было другого выбора. Ее тело подчинялось ей, по жилам тек адреналин. Она чувствовала себя бодрой, быстрой, гибкой, готовой, словно ее только что окунули в ледяную ванну. Все болело, но при этом все было ясно как божий день.
Жуков в нерешительности опустил руки, как будто догадавшись, что что-то пошло не так. Корво на полу застонал и перекатился на бок. Концентрация Жукова спала, его сила стала ослабевать.
Эмили наклонилась и рывком выдернула обагренный собственной кровью клинок из руки отца. Развернувшись, она бросилась вперед, выставив перед собой оружие. Жуков тотчас отскочил, но недостаточно далеко – кончик клинка рассек толстую ткань его шинели. Пуговицы посыпались на пол, полы разошлись.
Заметив, что противник дрогнул, Эмили сделала еще один +выпад, теперь в другую сторону. Еще один взмах клинка – и полы шинели Жукова распахнулись, грубая шерстяная ткань провисла под тяжестью амулетов, пришитых к подкладке.
Все они были неправильной круглой формы и напоминали маленькие шутихи из кости и медной проволоки. Они светились красным и оранжевым огнем, как раскаленные угли. Вырвавшийся из-под шинели дым взлетел к потолку.
