«Мы положим заповедь великую, Чтобы не летать мне на святую Русь, Не носить людей больше русскиих. А тебе не ездить далече в чистом поле, Не топтать ти младыих змиенышей, Не выручать полонов руских».
Но кочевники часто нарушали договоры с Русью, и это обстоятельство не ускользнуло из былин. Змей снова летит в Киев и захватывает в полон племянницу князя, Забаву[790]. Припомним, что в приведенных нами преданиях к змею попадает царская дочь. В былине со змеем борется Добрыня, представитель дружины, которая и в действительности служила защитой Руси от кочевников. Сказка о Добрыне вполне сохраняет в себе основные черты предания о Яне Усмошвеце.
У Владимира пир. Все приуныли: перед Киевом стал страшный враг Тугарин Змиевич. Владимир ищет богатырей для борьбы с Тугарином.
«Идут могучии княжии богатыри ко стольному граду Киеву, а головы клонят ко белым грудям, от страха слова не вымолвят». Киевский воевода видит, что на богатырей плохая надежда. Он говорит Владимиру: «Вымолви, осударь, слово ласковое, прикажи своим, словом кликнуть кличь на повольники». Сбираются добры молодцы, но «лишь старший хоронится за моложева». Наконец, является Добрыня, вызывается на бой и убивает Тугарина[791]. В этой былинной сказке есть еще много интересных черт, на которых следовало бы остановиться, но мы ограничены размером дополнений к нашей работе и оставляем за собой право когда-нибудь специально заняться вопросом об историческом значении былин. Скажем только, что весьма многие подробности борьбы с кочевниками отразились в былинах: в них есть прямое упоминание о половецкой орде, память о походе Кончака 1184 г., о браках с половчанками; память о Шарукане, даже отразилось отношение к кочевникам Византии.
Добрыня Никитич освобождает из плена Забаву Путятичну. Художник А. П. Рябушкин
2
Господин Ланге принимает во внимание объяснение господина Сеньковского, что под словом колбяг (от турецкого слова: куль-бег, военнослужащий) разумели тоже военного наемника, но из половцев или, может быть, и из других племен турецкого происхождения, кочевавших на юге России. Господин Ланге делает предположение, что колбяги были воины и пользовались поэтому преимуществами. Одни эти лица имели право оправдывать себя от покленной виры только двумя, а не семью свидетелями. Известно, что половцы носят в летописи иногда эпитет дикие. Господин Ланге противополагает этот термин названию черные, считая, что последний употреблялся для обозначения тюрков, подвластных Руси, то есть поселенных на Поросье и др. местах. Клобук, по мнению господина Ланге, есть исковерканное куль-бег, так что черный клобук – подвластный военнослужащий[792]. Но против этого можно возразить, что раз в Русской Правде есть уже термин колбяг, то он в таком же виде должен был существовать и в устах народа. Колбяг действительно может быть исковерканным куль-бег, но его так исковеркал уже народ.
В то время не было такого различия между языком официальным и народным, как позже. Если летопись нигде не упоминает о колбягах, то она не приводит и некоторых других терминов, встречающихся в Русской Правде. Если же мы припомним известие Туроца о ношении половцами колпаков шерстяных, то название их «калпак» с прибавлением кара – черный вполне не представляет ничего странного. Существует же и до сих пор племя каракалпаков. Русь только перевела это название на свой язык. Термин «дикие» нисколько не противопоставляется в летописи термину «черный»: на это нет фактов. Соглашаясь с мнением господина Ланге, что под именем колбягов разумелись союзнические тюркские племена вообще, что этим термином мог, пожалуй, замениться термин толковин, мы все-таки считаем названия «черный клобук» и «колбяги» за совершенно независимые, самостоятельные: первый термин дан был союзным тюркам на основании внешних признаков, а второй характеризовал их отношения к Руси.
3
Предполагалось приложить к нашей работе и главу о положении половцев в Венгрии, но так как она оказалась гораздо объемистее, чем полагается для дополнений, то мы желаем только сказать несколько слов по поводу известий Анонима. Эти известия его, касающиеся движения венгров с их прародины в Паннонию якобы через Киев и Галицию, общеизвестны. Приводить их мы не будем.
Уже одни анахронизмы в рассказе Анонима ясно указывают на отсутствие всякой исторической достоверности в сообщаемых им фактах. Если мы даже допустим, что города Суздаль и Владимир Волынский существовали в IX в., то и это не придаст вероятности сообщениям нашего писателя: ни суздальского, ни волынского княжеств в это время еще не существовало. Венгры двигались по южной полосе степей. Об этом говорят известия такого вполне достоверного писателя, как Константин Багрянородный. Половцы также не могли соединиться с венграми на территории России в IX в., ибо в то время они еще не выделились из той массы тюркского племени, которое кочевало в степях Центральной Азии. Мы знаем уже, что половцы явились в Европу лишь в XI столетии[793], а первый набег их на границы Венгрии можно отнести лишь в 1070 г.[794]
