– У вас же на посылках написано USA.
– Это детям.
– Меня отсюда не выпускают.
– Странно, говорят, теперь дают разрешение всем желающим. А что вы туда отправляете?
– Постельное бельё.
– Есть, наверное, но его надо покупать, а на моих ребят золотой дождь с неба не сыпется. И бесплатно им никто ничего не даёт.
– А я вот посылаю крупу своей сестре. У неё в деревне вообще ничего нет. Если бы не я, она там жила бы на подножном корму.
XXIII
В следующий раз Никодим появился также неожиданно. Поздоровавшись, он сказал, что накануне был в канцелярии митрополита, звонил оттуда в представительство русской православной церкви в Америке и секретарь сказал, что всё сделано чин по чину.
– Мы разговаривали с нашим другом два дня назад и тогда он ещё ничего не получал, – ответил Борис.
– А вы уверены, что он вас не обманывает?
Боря, забыв совет своей жены, посмотрел на Никодима. Этот поп задал правильный вопрос. С момента отъезда Фимы прошло больше десяти лет, они жили в разных мирах, а как в Америке относятся к традиционным нормам порядочности и морали Борис не знал.
– Я ни в чём теперь не уверен, – сказал Борис, опуская глаза, – но пока не будет подтверждения из Миннеаполиса, машину я не отдам. Думаю, ваш Бог меня поймёт, а мой не осудит.
– Конечно, осудит, – возразил Никодим, – ведь получается, что вы взяли у меня деньги и ничего не дали взамен. Кроме того я потерял время, если бы я не договорился с вами, то уже купил бы машину в другом месте. А теперь у меня ни денег, ни машины.
– Я обещаю, что продам «Жигули» только вам.
– На вашем обещании я ездить не могу.
– Так ведь и вашими уверениями я тоже расплачиваться не сумею.
– Тогда давайте позвоним вашему родственнику прямо сейчас.
– Давайте, – Борис набрал номер коммутатора и попросил соединить его с США, но ему ответили, что линия повреждена и, хотя ремонтные работы идут полным ходом, связь пока ещё не восстановлена.
– Ничего не могу сделать, – пожал плечами Коган, – придётся подождать.
– Я не могу ждать, у меня завтра начинается совещание в Пскове и я пробуду там не меньше недели.
– Очень жаль, – сказала Рая.
– Но пока я вернусь, вы уедете из страны, а я точно знаю, что деньги переведены.
– Вполне возможно, но мы должны в этом убедиться.
– Если вы так хотите, я могу вам дать любую расписку.
– Никакой расписки не надо, я уверен, что связь с Америкой скоро восстановят.
– Конечно, восстановят, но меня-то в Москве не будет, а за машину я уже заплатил, – и он снова начал говорить, что у него нет денег, что ему нужна машина и если бы не они, он купил её у кого-нибудь другого. При этом он использовал все приёмы ораторского искусства и пытался смотреть в глаза то Борису, то Рае. Он во что бы то ни стало хотел оформить сделку сегодня и на это у него была веская причина.
Неисправность телефона Коганов была рукотворной. Создал её начальник международной переговорной станции Олег Макарович Моисеев, а сделал он это, потому что был должником Никодима. Жена Моисеева тайком крестила сына, а после обряда святой отец позвонил Олегу Макаровичу и поздравил его с таким важным событием. Тот запаниковал. Ведь свобода совести, записанная в Советской конституции, никакого отношения к реальности не имела и его вполне могли снять с занимаемой должности. Он встретился с Никодимом и стал упрашивать его удалить имена родителей из церковной ведомости. Тот категорически отказался, но после долгих уговоров обещал никому эту запись не показывать. Сдержать своё слово ему было несложно, так как он сам по совместительству работал в организации, которая эти сведения собирала. Пользуясь своим положением, он закрывал глаза на то, что иногда жёны высокопоставленных чиновников крестили детей и внуков. Он, конечно, сразу же связывался с провинившимися и ставил им на вид отсутствие контроля за воспитанием подрастающего поколения, но в большинстве случаев никаких мер не принимал. Это была услуга, плата за которую могла ему понадобиться в будущем. В данном случае будущее уже наступило и он попросил начальника телефонной станции заблокировать звонки Бориса за границу под предлогом ремонта линии.
* * *
Дефицит, и раньше отличавший советскую действительность, стал катастрофическим, все магазины, начиная от продуктовых кончая скобяными, были пусты. Девальвация росла с космической скоростью и любая покупка была большой удачей. Израсходовать деньги, полученные от продажи имущества, было практически невозможно и Боря пожалел, что не обменивал его, как при натуральном хозяйстве.
Неожиданно Алла Муханова принесла им долг за детские джинсы. Отдав его, она сказала:
– Я слышала, что вы уезжаете в Штаты и теперь продаёте мебель.
– Да.
– У вас что-нибудь осталось?
– Только телевизор и видеомагнитофон.
– Продайте их мне.
– При условии, что ты разрешишь нам пользоваться ими до отъезда.
– Сколько вы хотите?
– Рублей восемьсот.
– Ладно, договорились. Деньги я принесу завтра.
На следующий день она пришла с каким-то здоровым парнем, которого Борис раньше никогда не встречал.
– Это мой друг, Паша Кротов, – сказала она, – я видела, что у вас есть горка для посуды. Может, вы её тоже продадите?
– Нет, её уже купили.
– Почему же она ещё у вас?
– Хозяйка не смогла её забрать.
– Значит, ей не очень нужно.
– Значит.
– А я готова её взять прямо сейчас.
– За сколько?
– Рублей за семьсот.
– Да ты что, она стоит не меньше двух тысяч.
– Ты всё равно не успеешь эти деньги истратить, а мне тут жить.
– Мне тоже жить, только там и деньги мне нужны гораздо больше, чем тебе. Я ведь приеду на пустое место.
– Всё равно ты в Америке с рублями ничего не сделаешь.
– Мне ещё отсюда выбраться надо.
– Ну ладно, давай за девятьсот.
– Зачем тебе горка, тебе её даже поставить некуда.
– В мою квартиру пять таких горок влезет, у меня места навалом. Давай, вот тебе девятьсот пятьдесят и по рукам.
– По голове бы тебе надо, а не по рукам, пошли вон отсюда, – закричал Борис.
– Чего орёшь, я же тебе помочь хочу.
– Пошли вон, – сказал Борис уже не так громко.
– Пойдём, только с телевизором и видиком.
