Сейчас он разозлится и начнет кричать… Но, к изумлению Эванджелины, герцог безудержно расхохотался. Он не мог остановиться, и Эванджелине хотелось убить его.
Наконец он сказал:
– Слава Богу, что ты не выпалила этого, когда я был внутри тебя. У меня все тут же опало бы. – Он снова залился хохотом.
– Это правда. Отпустите. Оставьте меня.
– Значит, я самый искусный из любовников, которые у тебя были?
– Можете пыжиться сколько угодно. Я сказала вам правду. Да, черт побери!
– Несмотря на то что я причинил тебе боль?
– Сначала я испытала огромное наслаждение. А потом заплатила за него справедливую цену.
– Но женщины не испытывают при этом никакой боли. Разве ты не знала?
– Нет. Вы слишком большой.
– Ты хочешь сказать, что я еще и наиболее оснащенный из твоих любовников?
Грудь герцога вновь заколыхалась от смеха. Эванджелина изогнулась и ударила его кулаком и плечо.
– Перестаньте, черт возьми! Я вас не понимаю. Что вы смеетесь? Я сказала вам правду. Оставьте меня!
Он схватил ее за запястья, перевернул на спину и закинул руки за голову. Эванджелина немного побарахталась, но вскоре затихла.
– Мне бы следовало побить тебя, – мягко и задумчиво промолвил Ричард.
– Только попробуй! Я не знаю, что с тобой сделаю!
Герцог не отвечал. Просто лежал на ней, прижавшись животом к животу. Пора было уходить. Спасаться бегством.
Эванджелина резко рванулась, но не сумела сбросить с себя тяжелое мужское тело. Ричард смотрел на ее бледное лицо, спутанные волосы, прелестные губы и глубокие глаза, хранившие тайны, которые он должен был знать.
– Пустите меня, – сказала она. – Пустите сейчас же!
– Если я отпущу тебя, то отправлюсь прямиком в сумасшедший дом. О нет, я, твой самый искусный любовник на сегодняшний день, даже более искусный, чем эта дубина, усопший святой Андре, хочу оставить по себе память, которая будет с тобой до самой старости. Ты запомнишь меня, Эванджелина. Я навсегда останусь с тобой. – Он наклонился и поцеловал ее.
Эванджелина пыталась не позволить Ричарду возбудить ее и боролась даже тогда, когда все же ощутила новый прилив страсти.
Он целовал ее подбородок, шею, прикасался языком к неистово пульсировавшей жилке. Потом Ричард широко раздвинул ей ноги, лег между ними и улыбнулся. В пламени свеч его глаза казались черными и блестящими. Сказав Эванджелине, что он с ней сделает, герцог начал целовать ее груди. В перерывах, когда обоим требовалось перевести дух, он говорил, что именно делает с ней сейчас и что собирается делать дальше. К тому времени, когда горячие губы Ричарда прижались к ее животу, Эванджелина вновь стонала и металась, погружала пальцы в его волосы, обнимала за плечи и ласкала все, до чего могла дотянуться. Потом Эванджелина услышала свой голос, умолявший его не отстраняться. И Ричард не отстранился. Когда она металась и кричала, он чувствовал себя так, словно весь мир принадлежат ему. И он являлся властелином этого мира.
Он вошел в нее быстро, сильно и глубоко. Хотя мышцы узкого влагалища трепетали, он знал, что уже не причиняет ей боли. Ричард хотел растянуть удовольствие, хотел снова заставить Эванджелину испытать оргазм, но его тело подчинялось своим законам. Он слишком долго желал ее. Вскоре он так зарычал от наслаждения, что этот звук эхом отдался под потолком спальни. Наконец он поднялся на локтях.
– А теперь повтори, что ты не любишь меня. Она смотрела на него во все глаза и молчала.
А потом заплакала.
Ричард перекатился на бок, склонился над ней, убрал с лица волосы и стал нежно целовать в лоб, в виски и соленые от слез щеки.
– Что я вижу? Моя Эванджелина плачет, как слабая женщина? Глазам своим не верю! Неужели это ты, моя сильная, упрямая девочка?
Она отвернулась, шмыгнула носом и начала икать.
– Не двигайся. Сейчас я тебя вылечу. – Ричард попытался встать, но испытал величайшее удовлетворение, когда Эванджелина вцепилась в него. Он плотоядно улыбнулся. – Пусти меня, – не оборачиваясь сказал герцог. – Я не ухожу. Просто принесу тебе стакан воды.
Выпив воду и высморкавшись в принесенный им платок, Эванджелина вновь отвернулась. Ричард смотрел на ее взлохмаченную голову и думал: Да что же это такое? Шаг вперед, два шага назад!
Увидев ее бедра, залитые кровью и семенем, герцог нахмурился.
Он снова встал; на этот раз Эванджелина промолчала. Ричард понял, что она ломает себе голову, пытаясь придумать новую ложь. Он ничего не сказал, но вернулся с лоханью воды и чистым полотенцем.
Эванджелина тут же встрепенулась.
– Что это? – спросила она, приподнявшись на локтях.
– Успокойся и ляг на место.
– Нет, не лягу! Скажи мне, что ты хочешь делать!
Он приподнял бровь.
– Как будто сама не видишь… Я собираюсь вымыть тебя.
– Ох нет, не надо. Ты что, с ума сошел? Я должна сделать это сама. О Боже, я вся в крови!
Он не обратил на это внимания и сказал бесстрастно, как мировой судья, читающий приговор:
– Это всегда считалось долгом любовника. – И с возмутительным спокойствием добавил: – Думаю, в данном отношении французы ничем не отличаются от англичан.
Это сбило ее с толку, и Ричард рассмеялся бы, если бы момент был не таким серьезным. На кону стояла его жизнь.
– Конечно нет, – наконец сказала она. Герцог чувствовал, что Эванджелина отчаянно борется с собой. Она не желала, чтобы ее мыли, но порядок есть порядок…
– Иногда я думаю, – сказал Ричард, – есть ли разница между мужчинами разных национальностей… – Пока он мыл ее, Эванджелина лежала на спине, крепко закрыв глаза. Крови было много, но она давно засохла. Герцог наклонился ниже. Промежность была слегка разорвана. Ричард не был груб с ней, но несоответствие размеров все же дало себя знать.
Когда процедура осталась позади/он негромко окликнул:
– Эванджелина…
Она открыла глаза и увидела, что Ричард смотрит ей в лицо.
– Кажется, ты открыто выражаешь свои чувства только тогда, когда я целую тебя, ласкаю и заставляю кричать. Но пора покончить с тайна ми. Я вижу, что ты пытаешься придумать новую смешную отговорку. Давай начнем с самого легкого. Я знаю, что ты девственница. Точнее, только что была ею.
Эванджелина уставилась на него как кролик на удава.
– Что за глупости…
– Похоже, я не дал тебе времени собраться с мыслями и придумать что-нибудь более или менее правдоподобное. Черт побери, ты была так невинна, что я до сих пор не могу прийти в себя. Я был слеп. Именно этим объяснялись все твои глупые выходки. Но я видел и слышал только то, что хотелось тебе.
