В соответствии с настоятельной необходимостью, вызванной изменившимися условиями, Саймон Маккинзи, убежденный и бескомпромиссный лидер «Черной стражи», был вызван к президенту Соединенных Штатов по поводу создания самого засекреченного и самого опасного подразделения самой секретной службы.
Скитаясь по всему свету с целью укомплектования этой уникальной единицы, он собрал и собирает лучших из лучших среди тех, кто обладает исключительными способностями и невероятной ловкостью. Мужчины и женщины, способные проявить экстраординарные и необыкновенные качества в экстраординарных и необычных обстоятельствах. Мужчины и женщины, в большинстве случаев побывавшие на краю преисподней именно из-за своих способностей. Настрадавшиеся души, смотревшие в глаза смерти, опаленные ее дыханием, которые все же возвратились, став бесстрашнее, увереннее, сильнее, хладнокровнее.
Неофициально именуемые «Черной стражей» тем немногим, кто имел несчастье и нужду прибегать к их тайным услугам, они известны как ставленники Саймона… Хищники Саймона.
ПРОЛОГ
Занимался рассвет, пронизывающий ветер змеился по холодным склонам горы, швырял снег с такой силой, что, казалось, плоть отлетает от костей.
На склоне, под защитой искореженного металла, обгорелого брезента и стены валунов, тесно прижавшись друг к другу, лежат мужчина и женщина. Она очень слаба. Ее волосы темно-рыжей массой, выбились из-под вязаной шапки, рассыпались по его руке и по льду. Он — худ, но крепок, с обветренной кожей. Его волосы, густые и коротко подстриженные, были настолько же черны, насколько бел снег вокруг.
Он обнимает ее, что-то шепчет в яркие завитки, дышит, пытаясь согреть… но стена снега медленно растет за их спинами. Эта стена должна защитить их от урагана и дать надежду — надежду на выигрыш времени. Времени, чтобы выжить… или умереть.
Женщина — новичок в горах и не понимает серьезности их положения, поскольку оставалась внизу каждый раз, когда в небо поднимался самолет с альпинистами, которых ее муж должен был довести до вершины.
И пока он может держаться, она не узнает правды.
Он держит свое обещание уже третий день.
— Пожалуй, чуда не произойдет. — Мужчина не заметил, что замолчал, прислушиваясь к ветру. Не заметил, что заговорил снова.
Очнувшись, она смотрела на него лихорадочно блестевшими глазами. С трудом приподнявшись на локте, женщина старалась сосредоточиться.
— Джок?
У нее галлюцинации! Она ранена тяжелее, чем он предполагал. Но надежду терять нельзя. Он отвел локон с ее щеки.
— Мы поговорим, когда утихнет пурга.
Словно не слыша, она поймала его руку, поднесла ладонь к остекленевшим глазам и прошептала:
— Ты ранен?
Он постарался ее успокоить:
— Ожоги заживут.
— Ожоги? Откуда? — Она с усилием выталкивала слова.
— Схватился за что-то горячее. — Он убрал руку и добавил со сдержанной иронией: — Но есть кое-что и погорячей.
Она еле слышно засмеялась. Слабая копия смеха, украшавшего существование всех, кто знал ее. Ласково касаясь его лица пальцами с почерневшими ногтями, женщина прошептала:
— Мой бесстрашный Джок. Ты никогда… — Слова вырывались с хрипом, она сражалась за каждый глоток воздуха, который, казалось, никак не мог добраться до легких. Ее пристальный взгляд блуждал, словно она потеряла точку опоры; потом глаза закатились, почти исчезнув под веками.
— Джой! — позвал он, — скажи что-нибудь. — Он вдруг испугался, что она не сможет говорить. В это время ветер стих и перестал бешено хлопать брезентом. Человек легко коснулся щеки женщины и поцеловал в макушку, как поцеловал бы Джок. — Поговори со мной, Джой.
Она спокойно задышала, на лицо вернулись легкие краски, губы прошелестели:
— Никогда… — Смех был больше похож на кашель, и все же это был именно ее смех. — Никогда не узнаешь, Джок, любимый.
Девлин О'Хара — это был он, а не Джок, — готов был стать кем угодно, даже возлюбленным:
— Ты мне нужна, очень нужна, моя радость.
Она кивнула и опустила голову.
Ветер почти совсем прекратился. Из своего ненадежного укрытия Девлин оглядел снежную пустыню, зубчатую груду камней, выступающие из-под снега скалы. Плотнее закутав женщину в изодранную одежду, которую ему удалось выхватить из горящего самолета, он покачивал ее на руках и думал, вспоминал… и слушал.
Ладонь женщины легла на его губы, пальцы скользнули по подбородку.
— Нет! Я знаю, я обещала, но доктор думает, что вред от ревматической лихорадки…
Ее голос набирал силу, он слушал веселую речь, живость которой разительно противоречила серому оттенку ее кожи.
Долго еще после того, как рассказ был окончен, он держал ее в объятьях. Она уснула, он долго глядел на нее, а потом тоже уснул.
Когда он проснулся, был уже день. Он поверил у нее пульс. Сердце билось очень слабо, но все же билось.
Освободившись из ее объятий, он выбрался из укрытия, задержавшись лишь для того, чтобы сориентироваться. Собрал все свои силы и начертил на рыхлом снегу сообщение. Весь потный от усилий, побрел, шатаясь назад, в убежище, к Джой.
Она не проснулась, не пошевелилась, когда он прижал ее к себе. Не очнулся он и когда «Лама», высотный спасательный вертолет, пролетел над ними так низко, что лопасти смели его сообщение. Они не отреагировали, когда первый из команды вертолета достиг убежища. И не услышали ликующий крик:
— Живые! Господи! Живые!
Из четырех взволнованных голосов ему был знаком только один, как и рука, будившая его.
— Джок?
— Я, Дев.
Знакомый голос эхом отозвался в потемках его сознания.
— Я старался согреть ее.
Никто из поисковой команды, и меньше всего Джок Боухеннон, не мог представить, каким образом этот человек спас ее и себя… Тот факт, что эти двое остались живы, сам по себе вызывал изумление.
— Давай ее мне, Дев. Мы забираем вас отсюда.
Но Дев вырывался, одурманенное сознание упорно цеплялось за одну мысль.
— Я должен позаботиться о Джой.
— Ты позаботился, теперь позволь мне.
— Джок? — Пробудилась память, завеса начала подниматься. — Извини, я не знал, что у нее сердце.
Она не хотела, чтобы кто-нибудь знал. — Джок осторожно высвобождал Джой из обожженных и обмороженных рук. — Теперь я позабочусь о ней.
— Укутай ее потеплее.
