— Да, — растерянно ответила она.
— Представьте, по этому вопросу я тоже провел целое расследование… Для начала залез в энциклопедию, но ничего похожего не нашел. Там нет никаких купавок! Я тогда подумал, что это, вероятно, какое-нибудь народное название цветка, которое никак не отражено в серьезных изданиях. Перелистнул несколько страниц и вдруг вижу — купальница! Многолетнее растение из семейства лютиковых, латинское название — троллиус. Троллиус эуропеус…
— Ну надо же… — пробормотала Валя. Ей и в голову не могло прийти, что Коваленко столь серьезно подойдет к этому вопросу.
— Желтый цветок, растущий в средней полосе России… Я это семейство лютиковых досконально изучил, их очень много видов. Кстати, ближайшая родственница вашей так называемой купавки — калужница болотная. Кальта палустрис. И вообще, все эти разновидности любят сырость и влагу, растут по краям водоемов. Впрочем, некоторые разводят как декоративно-садовые растения.
Да-да, они росли у нас в саду, на даче. Мама их любила, за ними ухаживала, и они цвели у нас по два раза, — пробормотала Валя, мгновенно вспомнив юность. Тогда все было связано с Ванечкой, и эти цветы тоже. Она как-то сорвала купавку и украсила ею волосы. Она беспомощно оглянулась на дверь, ведущую в комнату, где спал сейчас Ванечка, и прижала ладонь ко лбу. Все, все, что было хорошего в ее жизни, — связано с Ванечкой и ее любовью к нему… Ах, если бы снова вернуться в те времена!
— Валя… Вы меня слушаете? — спросил Коваленко. — Ответьте же!
— Да, я вас слушаю, — тихо произнесла она, медленно возвращаясь в день сегодняшний.
— Валя, я вас спрашивал, вы отдали рукопись в издательство?
— Какую рукопись? Ах да, вспомнила, вы про мой роман. Да, отдала — по-моему, на следующий же день после того разговора с вами, когда вы сказали мне, что не стоит доверять мнению Истомина.
— Вы молодец! Я же говорил, не стоит слушать этого пропойцу…
— Не обижайте Юлия Платоновича! — возмутилась Валя. — Он хороший человек.
— Ладно, не буду, — моментально пошел на попятный Коваленко. — Истомин — хороший человек, жертва перестройки. И каков же ответ? Что сказали вам в издательстве?
— Ответа я пока не знаю — просили перезвонить недели через две-три. Послушайте, Герман, я не уверена, что мой графоманский труд понравится кому-то. В той комнате, где я была, все — от пола до потолка — завалено рукописями.
— Валя… У меня к вам просьба, — взволнованно произнес Коваленко. — Как только вы узнаете окончательный ответ, перезвоните мне, пожалуйста. Я должен об этом знать!
— Зачем? — холодно спросила она.
— Разве вы не поняли? — вздохнул тот. — Я… я вроде как к вам неравнодушен. Впрочем, я и сам ничего не понимаю… Валя, обещайте мне!
— Хорошо, — коротко ответила она.
— Где вы, с кем вы? Если вам нужна помощь…
— Мне не нужна помощь.
— Ну, может быть, когда-нибудь потом… Помните, Валя, вы в любой момент можете обратиться ко мне, и я вас спасу. Спасу от всех и от всего!
— Удивительное благородство.
— Нет, — вдруг печально засмеялся он. — Это не благородство, а самая обычная корысть. Признаюсь, я готов на все, чтобы еще раз увидеть вас…
Она положила трубку.
В соседней комнате завозился Ваня.
— Валя! — позвал он ее. — Ты где?
— Я здесь! — моментально отозвалась она. Распахнула дверь, бросилась к нему, напряженно вглядываясь в его лицо. Но Ваня был весел и бодр, и ничего в его облике не напоминало о том ужасном недуге, который подтачивал его организм.
— Слушай, у меня замечательная мысль, — сказал он, сладко потягиваясь. — Пошли гулять. Просто будем шататься по улицам и глазеть по сторонам. Сто лет не проводил таким образом время.
— Идем! — обрадовалась Валя. — А то эти клубы да рестораны уже немного надоели.
Они обнялись.
— Ванечка, ты такой славный… — пробормотала она, гладя его по светлым мягким волосам. — Как же мне не хватало тебя!
— Я дурак, — беспомощно улыбнулся он. — Я просто дурак… Знаешь, если честно, то с Марьяной я никогда не был счастлив. Останови меня, если тебе этот разговор неприятен…
— Нет, — сказала она. — Мне интересно. Интересно узнать, какой была твоя жизнь без меня.
Так вот, с ней мне было как-то… как-то никак. Она, мне кажется, очень быстро разочаровалась в браке. Ей хотелось свободы, хотелось все свое свободное время проводить с подругами — а их у нее не меньше сотни, — она мечтала о жизни легкой, праздной, без забот. Только вечеринки и танцы, отдых и болтовня… Нет, не подумай о ней плохо, она глубоко порядочный человек! — спохватился Ваня. — Просто у нее такой характер. А тут муж, дети, семья… Она тосковала. Она жалела, что так рано вышла замуж, и я был ей в тягость.
— А ты? — спросила Валя.
— А я делал карьеру. Я тогда думал — вот она, цель жизни! Надо прославиться, заработать кучу денег — и вот оно, счастье…
— Гуров к тебе хорошо относился?
— О да. Уж он-то всегда был на моей стороне, когда у нас с Марьяной возникали какие-то конфликты. Он из тех людей, кто, раз сделав выбор, уже больше не меняет его. Надо идти до конца — не раз говорил он. Марьяна его до сих пор боится.
— Он злой? Жестокий?
— Нет, что ты… — засмеялся Ваня. — Он… он сильный. Настолько сильный в моральном плане человек, что порой иногда даже подавляет. По сути, я женился на нем, а не на Марьяне. Он всегда мне нравился и был для меня образцом…
— А… а дети?
— Детей я давно не видел, — Ваня встал и принялся быстро одеваться. — Они мешали Марьяне. То есть, конечно, она любит их, но для нее проще свалить заботы на кого-нибудь другого. Они в Англии, учатся. Мне кажется, Валя, я тоже их потерял. Они больше любят Филиппа Аскольдовича, чем меня.
— Это ужасно… — покачала она головой.
— Нет, это нормально. Я с самого начала должен был догадаться, что в этой жизни никому не нужен, кроме тебя.
— Ванечка…
— Обещай мне, Валя, — вдруг тихо произнес он, беря ее за руки, — что ты не бросишь меня. Скоро мне предстоят, возможно, ужасные дни…
Она задрожала.
— Я никогда тебя не брошу! Я умру вместе с тобой!
— Валя, перестань… Все, больше не будем об этом, я совершенно напрасно нарушил наш договор. Ну что, в путь?
Солнце стояло еще высоко — вечер наступал поздно. В начале июня на Москву обрушилась ужасная жара, и все в городе было подчинено ей — на каждом углу открылись летние кафе, девушки ходили в ярких, легких нарядах, стремясь перещеголять друг друга в их яркости и легкости, отовсюду раздавался смех и веселые голоса.
Ваня с Валей медленно брели вдоль набережной.
