А на тропе, ведущей к затворенным воротам частокола, в тот же час, несмотря на сумерки, появились люди.
— Кто теперь за старшего в Коростене? — кричали оттуда, смешно «окая», как все кривичи. Незвана невольно вздрогнула, впервые услышав речь своего родного племени, пусть и другой его ветви. — Здесь Волегость, Судиславов сын, князь плесковский. Он хочет с вами говорить!
Доброгнев поднялся на помост, шедший изнутри вдоль частокола на валу. Вал был высок, гора крута, поэтому стоявшие на тропе несколько человеческих фигурок казались отсюда совсем маленькими. И с другой стороны города усеянное гранитными глыбами пространство между склоном и водой, огромные плоские валуны, вдающиеся в воду и служащие удобными причалами, были все заполнены вооруженными людьми; на воде тоже стояли лодки, полные воев. Слава чурам, снизу было не видно, что копья вокруг Доброгнева держат не только мужчины, но и женщины: это придумала его жена, Чтислава, чтобы внушить врагам, будто здесь довольно войска и есть кому их встретить.
— Старший здесь я — Доброгнев Мстиславов сын, князь деревлянский! — сурово крикнул он. — А тебя я и так узнал. Ты — убийца моего отца и брата, и я буду мстить тебе, пока не истреблю весь твой род.
— В моем роду никого больше нет, я один! — Сдвинув шапку на затылок, Вольга упер руки в бока. — Ждать нечего — выходи! — Он кивнул на ровную каменистую площадку у воды. — Решим дело сразу. Мне нужно кое-что, что есть в вашем городе. Мне нужна Аскольдова вдова, княгиня Дивомила, и ее дети, сын и дочь. — Теперь уже не было смысла делать из этого тайну. — Если вы отдадите мне их целыми и невредимыми, то я уйду и не буду причинять вам вред. Мне нужна только она. Но если ты хочешь биться со мной за твоих родичей, выходи сюда, князь Доброгнев, я от своих дел не отпираюсь!
Доброгнев молчал. Нет, он не был трусом и в обычных условиях никогда не отказался бы от поединка, тем более что речь шла о кровной мести за отца и брата, а убийца бросил ему вызов перед самым порогом его дома, перед лицом богов на Святой горе, чуров на жальнике и всего деревлянского племени. Но стоявшая рядом Незвана сжала его локоть. Как мужчина, он предпочел бы выйти на честный бой, сразиться и либо одержать победу, либо погибнуть с честью. Но последнего он не мог себе позволить — Незвана убедила его за эти дни, что если боги от него отвернутся, то Коростень останется вовсе беззащитен, а его мать, жена и дети попадут в рабство.
— Убить тебя я всегда успею! — крикнул Доброгнев Вольге. — А твой род в моих руках.
— Что?
— То, за чем ты пришел.
— Это и есть твой род! — Незвана выбралась из-за плеча Доброгнева и посмотрела на Вольгу.
И кривичи на тропе невольно вздрогнули, вдруг увидев над собой это лицо с горящими глазами, это облако темных волос с колдовскими косичками и подвесками, — будто сама Марена вдруг взглянула в глаза.
А Незвана с жадным любопытством рассматривала Вольгу. Вот наконец она увидела его — не тень в Навьем мире, не отражение в воде гадательной чары, а наяву — человека, которого любила ее противница. Роста скорее среднего, чем высокого, но ловок, крепок, лицом красив, решителен, одет богато… Молодец из кощуны, да и только, а еще и князь! И возможность встать между ними и причинить боль им обоим доставила Незване ни с чем не сравнимое удовольствие.
— Я наложила на тебя заклятье, князь Волегость, — продолжала она, наслаждаясь возможностью воткнуть раскаленный нож в самое сердце этого ловкого и знатного красавца. — У тебя не родятся дети, и род твой не будет продолжен никем, кроме этой женщины, Аскольдовой вдовы. Чтобы отомстить тебе за смерть деревлянских князей, не нужно убивать тебя самого. Достаточно убить ее — и тебе останется только тянуть свой век, видя, как вместе с тобой дряхлеет и угасает твой род, как кровь твоих предков тает в чаше Марены и навсегда растворяется в водах Забыть-реки!
Даже сквозь густой летний загар было видно, как Вольга побледнел. Он еще ни разу не видел Дивляны, но вот уже во второй раз слышал, как ей грозят смертью, — из-за того, что он пришел сюда за ней! Каждый раз, когда он пытался прорваться к своей любви, смерть вставала стеной, забегая вперед, будто собственная тень! И слова колдуньи тем сильнее поразили его, что он сразу ей поверил. Он и сам думал все эти годы, что лишь Дивляна — его суженая, его настоящая судьба. Ведь он сам еще четыре года назад поклялся ей, что не примет другой знатной жены, не назовет другую своей княгиней и матерью наследников. И боги услышали клятвы, произнесенные в священные дни Ярилы! И приняли их… Теперь ему остается или вернуть Дивляну… или стать последним в своем роду.
Но в чем он виноват? Только в том, что удалым молодцем восемнадцати лет от роду полюбил прекрасную юную девушку? Что хотел счастья себе и ей? И чем меньше вины он знал за собой, тем сильнее ненавидел тех, кто за эту жажду счастья грозил им гибелью.
— Попробуйте только тронуть ее! — в ярости закричал он и сделал несколько шагов вверх по крутой каменистой тропе, будто намеревался прямо так, с разгону ворваться за частокол. — Попробуйте только тронуть княгиню или ее детей! Если я не получу их целыми и невредимыми, я разнесу весь ваш город, сровняю с землей все, что тут есть, сожгу, затопчу, оставлю тут пустое место! И память сгинет, что был такой город Коростень! У меня больше тысячи войска — надо будет, я всю гору вашу по камешку разнесу, за забором не спрячетесь! Я по всей вашей земле пройду, веси пожгу, людей перебью, в полон уведу! Самого имени вашего в памяти не останется! Вот попробуйте только ее тронуть!
— Попробуй только тронуть здесь что-нибудь — и ты свою лебедь белую увидишь! — так же гневно закричал Доброгнев. — Без головы! По частям ты ее получишь — хочешь? И щенков ее!
— На том свете утешаться будешь своей местью! — крикнул Доброгневу плесковский воевода Рощень. — Вы, деревляне, думайте там себе. Время вам до утра. Детей своих пожалейте! — Он надеялся, что если не упрямый разгневанный князь, то хотя бы простые люди не останутся глухи к голосу разума. — Отдадите нам княгиню — уйдем, вас не тронем. А не отдадите — все пропадете и Марене будете хвалиться, что отомстили за князей! Завтра утром выводите нам княгиню Аскольдову, а иначе и сами с ней погибнете.
Переговоры зашли в тупик. Плесковский князь с воеводами и ближней дружиной ушли в захваченные избы, вои отправились в свой стан, который раскинули прямо под Святой горой, на старом жальнике. Охрипшие было бабы снова подняли вой и плач. Старейшины и волхвы переглядывались. Плесковский князь запросил очень мало — только Аскольдову вдову с детьми, но зачем она деревлянам нужна-то? Чего же не отдать, что они теряют? Даже выкупа не берет!
— Он лжет! — уверенно заявила Незвана, явившись в княжью избу, где старики опять собрались ночью на совет. — Они с русским князем поделили добычу: тому — полян, этому — деревлян. Он потому ничего и не просит, что собирается взять все! Он собирается убить всех наших князей, как русины убили Аскольда, и сесть на старый деревлянский стол, как русский князь сел на стол в Киеве! А его удача и сила заключены в Аскольдовой вдове. Если она достанется ему, то с ней он получит благословение богов, и тогда никто его не одолеет. Отдайте ему ее, — насмешливо предложила колдунья. — Вложите ему в руки оружие против вас — своими же руками!
