Однако сейчас мысли управляющего заняты другим. Камнедробилка возле шахты вышла из строя, и он идет упругим шагом, словно разгневанный правитель.
Чертовы работяги, не умеющие делать свою работу! Какой толк добывать руду, если ее нельзя вывезти? Никакого! Руду нужно раздробить и загрузить в вагонетки.
Обычно еще издалека слышно гудение камнедробилки – этой гигантской мельницы, раскалывающей блоки руды. На этот раз рабочие сидят снаружи и курят, однако быстро вскакивают при приближении управляющего.
Один из них кидается в объяснения:
– Там огромный камень, и он, похоже, прочно застрял.
Но господин Фаст пришел не для того, чтобы попить с ними кофейку. Оттолкнув в сторону говорящего, он берет у него из рук лом.
Все послушно идут за ним, как школьники. Камнедробилка словно стоящая на боку в воронке гигантская скалка, утыканная стальными шипами. Обычно она вращается, грохочет, разжевывая камни, – с каждым оборотом они становятся все мельче и мельче, пока не падают наконец в стоящую внизу вагонетку.
Фаст спрыгивает в чашу камнедробилки.
– Это, черт меня подери, ваша работа! – зло шипит он. – Выковыривать отсюда камни.
Он запускает лом под застрявший валун.
– Вы как барышни-учительницы! – рычит он. – Я вам всем за это зарплату урежу!
При слове «учительницы» словно волна накатывает на всех. Им даже не надо смотреть друг на друга – все подумали об одном и том же. Как будто она стоит здесь рядом с ними, круглощекая, с веселыми глазами.
Все косятся на Юхана Альбина, он ведь знал ее близко – помолвлен с домработницей, которая жила с ней под одной крышей.
Внизу в чаше управляющий пыхтит как бык, упираясь в камень. Тот не поддается. Но управляющего заело – сейчас он докажет этим слабакам.
– У вас, видать, между ног чего-то не хватает! – кричит Фаст и скидывает свой пиджак.
А затем снова наваливается на лом.
Младший в бригаде берет пиджак. Оглядывается, ища, куда бы его повесить.
И тут все глаза одновременно останавливаются на одном предмете. Главный рубильник. Его никто не отключил.
Рабочие переглядываются. Никто не восклицает «ах, проклятье!» и не кидается отключить электричество.
И вот управляющему удается выковырять застрявший камень.
Камнедробилка с воем приходит в движение. Камни скрежещут о сталь, друг о друга.
Под ногами Фаста камни осыпаются вниз, как зыбучий песок. Со стороны кажется, что камнедробилка заглатывает его. Никто и глазом не успел моргнуть, а он уже по пояс в руде.
Они не слышат его крика. Видят лишь удивление и страх на лице Фаста. Открытый рот. Все звуки тонут в визге стали, дробящей камни.
Через несколько секунд все кончено. Камнедробилка заглатывает Фаста, перемалывает его вместе с камнями и выплевывает клочья в вагонетку, стоящую внизу.
Юхан Альбин отключает рубильник, и воцаряется тишина.
Подойдя к чаше, он плюет в нее.
– Ну, вот и все, – говорит он. – Пожалуй, стоит позвать полицмейстера.
Примерно через час Монс перезвонил Ребекке.
– Ты уверена, что там написано «Share Certificate Alberta Power Generation»?
– Да, – ответила она. – Я держу их в руках.
– Сколько там долей? – спросил Монс.
– Здесь написано «Representing shares 501–600» на первой, «601–700» на второй и «701–800» на третьей.
– Ах ты, черт! А на обороте что-нибудь написано по поводу передачи?
– Сейчас посмотрю… «Transferee» и «4 марта 1926 Франс Ууситало». А ниже: «Transferor Яльмар Лундбум». Рассказывай!
– Компания существует до сих пор. Довольно большая фирма в области гидроэнергетики со штаб-квартирой в Калгари. В ней произошло много новых эмиссий. Изначально эти акции составляли десятую долю капитала компании. Сейчас – десятитысячную.
– И что?
– Но они все-таки кое-чего стоят.
– Сколько? Стоит ли мне засунуть их под куртку и кидаться на первый рейс в Южную Америку?
– Именно так я и посоветовал бы тебе поступить. Если бы на обороте не значилось, что они переданы конкретному лицу.
– Что ты такое говоришь, Монс? Сколько? Говори же!
– Я говорю, что для тебя эти акции гроша ломаного не стоят.
– Но…
– Но для Франса Ууситало или его наследников их ценность составляет около десяти миллионов.
– Ты шутишь!
– Канадских долларов.
На несколько мгновений воцарились тишина. Ребекка глубоко вздохнула.
«Суль-Бритт была богата, – подумала она. – Сидела в своем обветшалом домишке в Лехтиниеми, считая каждую крону, и даже не подозревала…»
– Украсть акции невозможно, – сказала она вслух, – поскольку на них указано имя владельца.
– А у ее отца были другие наследники? – спросил Монс.
– Я тебе перезвоню, – пробормотала Ребекка.
– Ты ничего не забыла?
– Спасибо, Монс! Спасибо, мой милый, умный, чудесный Монс. Обожаю тебя! Но… черт подери. Перезвоню попозже!
– Только не наделай глупостей, – произнес Монс.
Но Ребекка уже бросила трубку.
– Я, собственно, пыталась сказать тебе об этом, когда ты звонила в прошлый раз, – сказала Соня на коммутаторе, когда Ребекка позвонила ей. – Но ты ведь…
– Да, знаю!
– Ну вот, видишь.
– Прости, я слушаю.
– У него был еще сын. Старше Суль-Бритт. От другой женщины. Но после него не осталось денег даже на похороны.
«Само собой», – подумала Ребекка. Вслух она сказала:
– Стало быть, у Суль-Бритт был единокровный брат. Как его звали?
– Счастье мое, ты думаешь, я все это держу в голове? Хочешь, чтобы я узнала?
– Да, и прямо сейчас! – выпалила Ребекка. – Мне нужна вся родословная!
Вилла семьи Ниеми располагалась в Курравааре на мысу, уходящем в залив. Хозяйка дома впустила полицейских, желавших переговорить с ней и с ее мужем. Поначалу она испугалась, но они заверили ее, что ни с ее детьми, ни с родными ничего не случилось.
Это была высокая стройная крашеная блондинка, лет тридцати с небольшим. Волосы коротко пострижены на затылке, но спереди доходили до уголков рта. В левом ухе и в одной ноздре были вдеты колечки. Жуя жвачку, госпожа Ниеми то и дело бросала взгляд на экран телевизора, работавшего на кухне. Там кто-то рекламировал магическое приспособление для резки овощей, способное изменить жизнь потенциального покупателя и заставить его детей страстно полюбить огурцы и морковку.
