— Вы нацистка?
— А похожа?
— Вы кто, австралийка?
— Послушайте. У вас в руках мой паспорт. Я подданная Великобритании.
— Угу. Откуда у вас тогда австралийский акцент?
— Э-э… а я сказала, что Робин Уильямс мне понравился в «Морке и Минди»?
— Ну-ну… Я не смотрел.
Зараза. Чиновник ставит меня в конец очереди и велит по новой заполнить анкету. Пока я вожусь с бланком, прибывают еще два рейса. Проходит минут сорок, прежде чем я получаю наконец багаж и выхожу в зал прилета.
Люди уже играют. Коридоры уставлены игровыми автоматами, на каждом углу по кафешке, и если у охотников за удачей имеется мелочь, можно ее просадить. Я на секундочку останавливаюсь и бросаю пару пенсов в установку, именуемую «Колесо Фортуны». Колесики вертятся, слышится щелканье, бульканье и легкое завывание, и автомат выдает мне целых пять долларов. Добрый знак. Вообще-то я приехала в этот город играть с серьезными людьми. В первый и последний раз в жизни. Не к лицу мне размениваться на мелкий азарт.
Я кладу выигрыш в карман и пробиваюсь через толпу к выходу. Представители гостиниц подхватывают утомленных туристов, беспокойные мужья поджидают жен, усталые шоферы курят или читают газеты. У некоторых в руках листки бумаги с надписями типа «Не проходи мимо», или «Венецианец», или «Харрах желает удачи». На глаза мне попадается надпись «Унгар из Лондона». Бумажку держит над головой розовощекий коротышка в черной стетсоновской шляпе, надвинутой на глаза. На нем ковбойские сапоги и шорты, переделанные из тренировочных штанов. На кармане рубашки красуется имя «Эдди».
Я подхожу к коротышке и представляюсь.
Эдди пожимает мне руку и принимает мой чемодан. Ведет он себя вежливо — расспрашивает, как долетела, как там Большой Луи, — но говоруном его никак не назовешь. Когда я интересуюсь окончательным раскладом завтрашней игры, он уклоняется от ответа. Мол, детали обговорим в гостинице. Мы бодро направляемся к выходу, он впереди, я сзади. Площадь перед аэропортом залита солнцем. То, что я вижу, радует меня, как ребенка. Белый лимузин длиною в переулок, с зеркальными стеклами.
— Катались когда на такой машинке? — спрашивает Эдди, распахивая передо мной дверь.
— Нет, — отвечаю я. — Никогда в жизни.
— По мне, так слишком шикарно, — говорит Эдди через губу, — но Великанище сказал, вам понравится.
52
Через несколько минут лимузин останавливается у южного конца Лас-Вегас-Стрип[68]перед гигантской пирамидой из черного стекла.
— «Луксор», — Эдди кивком головы указывает на пирамиду. — Вам тут забронирован номер. Пойдете регистрироваться или показать вам сперва Стрип?
Сперва Стрип. Покажите мне Стрип.
Я усаживаюсь поудобнее на мягком как пух кожаном сиденье, засучиваю рукава и прижимаюсь носом к тонированному стеклу лимузина. Мы потихоньку трогаемся. Стрип из конца в конец — три с половиной мили. За окном плавно проплывают гигантские русские горки, извергающиеся вулканы, танцующие фонтаны и галеоны в натуральную величину, преследуемые пиратами. Нас приветствуют Париж, Нью-Йорк, Венеция и острова Южных морей. Здесь же и Музей рекордов Гиннесса, и я восхищенно показываю на него Эдди. Он не разделяет моего восторга. Он только опускает стекло, закуривает и кивает в сторону танцклуба «Хутерс». Это любимое место Эдди во всем Лас-Вегасе. Ну правда, неплохо еще и в «Читас», и в «Ли Дискаунт Ликер», и в тату-салоне под названием «Вечные чернила». У северного конца Стрипа мы едва успеваем кинуть взгляд на Фермонт-стрит, как Эдди велит шоферу развернуться, и мы едем в обратном направлении. Солнце садится, зажигаются фонари, неоновые огни всех цветов радуги пляшут на фоне темнеющего неба. Все здесь вычурно, пышно и нелепо, будто город проектировали порнозвезды, клоуны и цирковые лилипуты. Призрак Джанни Версаче тоже поучаствовал.
К моменту возвращения в «Луксор» я вымотана до предела. Меня уже тошнит от световой вакханалии, мне намозолили глаза десятки Элвисов и вообще кажется, что я скушала полкорзиночки волшебных грибов. С Эдди мы встречаемся через час. Конечно, я не успею привести себя в порядок. Но я помалкиваю — похоже, он и без того от меня не в восторге. Наверное, все из-за моего нездорового интереса к Музею рекордов Гиннесса. Или неброского серого костюма. А может, из-за моего пола, ведь планировалось, что прибудет мужик, а не пронырливая неумеха.
Пока я стою в очереди на регистрацию, пока получаю ключи от номера — час уже почти прошел. Ко всему прочему я минут сорок блуждаю в казино размером с самолетный ангар, и никто не может мне сказать, где лифт. Указателей не предусмотрено, стрелок никаких, объявления по радио тонут в пронзительном звяканье двухсот автоматов. Толпы людей припали к ним, жетоны льются потоками. Некоторые играют целыми группами — крестятся, нажимают кнопку и стоят, взявшись за руки, пока колесики вертятся. Одни замерли в молчании, будто загипнотизированные, другие, напротив, непрерывно трещат как сороки. Игроки вздыхают, и недовольно гудят, и ругаются, когда проигрывают, и визжат, словно сверхвозбудимые дети, при выигрыше.
Я вглядываюсь в их лица. Вдруг попадется высокий мужчина с негнущейся до конца рукой или придурок в белой шляпе. Я высматриваю в толпе куртки из тонкой кожи, карие глаза и… наверняка я забыла какие-то черты и вспомню, только когда увижу. Я еще в аэропорту начала разглядывать людей в надежде встретить папу. Смешно, но мне почему-то кажется, что папа ждет.
Когда я наконец добираюсь до своего номера, я уже опаздываю. Быстренько взбиваю волосы и намазываю губы. Папина фотография летит на столик. Новая юбка, ажурные чулки, шпильки — надо потренироваться. А то надену — и шага не ступлю.
Эдди ждет меня в «Гостиной Нефертити». Спиртное он для меня уже заказал.
— Что это?
— «Белый русский».
— А что входит в состав?
— Откуда мне знать? Это дамский напиток.
Я съедаю вишенку, складываю миниатюрный зонтик и отпиваю глоточек молочно-белой жидкости.
— Ну как? — осведомляется Эдди. — Достаточно сладкий для вас?
Я морщусь, отставляю бокал и заказываю у проходящей мимо Клеопатры пиво. Эдди, несомненно, обучался в той же школе хороших манер, что и Луи. Ко мне он явно не расположен.
— Как номер?
— Отличный.
— Джакузи есть?
— Нет.
— В лучших номерах тут джакузи. Мокнешь в ванне и смотришь на закат.
— Правда? — Я прихлебываю пиво. — Красиво, наверное.
— Красиво, если в ванне с тобой парочка девчонок из «Хутерс». А так… знаете… закат, и все. Ничего особенного.
Я киваю с видом знатока. Эдди ерзает на стуле. Он явно собирается сказать что-то важное, но вежливо ждет, пока я набью рот орешками.
