Глава двадцать седьмая
Мы втроем сидим на диване – ты, я и Санди. В комнате у доктора Джеймсона пахнет лимоном и базиликом. Это потому, что на подоконнике растет базилик, а в углу притулился горшок с лимоном. Там самое солнечное место. Пес лежит на полу в солнечном пятне и смотрит на нас утомленно. Мы не впервые здесь собрались, на самом деле это уже третья подряд суббота, когда мы приходим к доктору, чтобы присутствовать на собеседовании претендентов, готовых провести с ним рождественский вечер.
Мы люди лояльные, поэтому он тоже допущен к отбору претендентов. Все это затеял ты, зарабатывая себе очки в списке добрых дел у Эми, которая по-прежнему тебя избегает, дожидаясь какого-то ощутимого сдвига, какого-то доказательства того, что ты действительно изменился и «взял себя в руки». Ее письмо к тебе вопреки моим опасениям подало тебе надежду. Оказывается, она уже не впервые пишет тебе эти слова, и в первый раз ты получил от нее такое письмо после трех неудачных попыток сделать ей предложение. Ты расцениваешь ее письмо как продолжение ваших отношений, как поддержку. Читаешь между строк, находишь видимые лишь вам одним скрытые смыслы, понимаешь, что она готова вернуться к тебе, но вот уже август, а вы все еще не в состоянии нормально общаться. Ты думал, что она расценит твое участие в делах доктора Джеймсона как проявление того, что ты и впрямь изменился. Ты был добр, а ей показалось – бездумен. Показалось, что ты ставишь свои интересы выше интересов семьи, как обычно, печешься о себе и не очень-то жаждешь провести Рождество с ней и детьми. Меж тем ты просто хотел избавить друга от страха одиночества. У нее накопился изрядный список претензий, я слышала, как она выкрикивала тебе их в лицо как-то ночью, и тут уже топ-менеджер почел за лучшее воздержаться от комментариев. Я уверена, что доктор Джеймсон тоже вас слышал. На другой день он, как мне показалось, вдруг резко постарел и осунулся. Но он всячески демонстрирует, что рад нашему участию в его делах.
– Она, во всяком случае, теперь с ним разговаривает, – задумчиво изрек Санди, когда мы с ним слушали твою ночную перепалку с Эми, лежа обнявшись в кровати. Сейчас, в самом начале наших отношений, нам кажется немыслимым, что и мы когда-нибудь могли бы так общаться друг с другом.
Ты сильно навредил себе, не сдержавшись на церемонии вручения радионаград. Снова попал в новостные хиты и окончательно потерял шанс найти достойную работу в своей сфере. Они лишний раз уверились, что ты неуправляем. И вместо крутой должности, на которую ты рассчитывал, тебе предложили вести ток-шоу на радиостанции, вещающей в пределах Дублина. Но это, по крайней мере, твое собственное шоу, «Шоу Мэтта Маршалла», которое выходит в эфир в три часа дня – там обсуждаются насущные проблемы. И тебе придется вести себя наилучшим образом. Программа стартовала две недели назад. Стоит ли говорить, как я тебе признательна – ты не забыл наше давнишнее обсуждение и взял к себе Хизер, она работает у тебя в офисе раз в неделю. Твоя новая работа оплачивается несравнимо хуже прежней, и это означает, что ты лишился своей проверенной команды, а еще вам придется сильно урезать траты, более того, Эми надо искать себе работу. Но я думаю, что вы, несмотря на все проблемы, от этого только выиграете. Это к лучшему, я знаю.
Я выпала из реальности и никак не могу сообразить, о чем толкует девушка, сидящая перед нами. Было бы грубо и неверно сказать, что она – хиппи нового поколения, но в последнее время она живет на дереве, чтобы злые девелоперы не могли срубить его. На дереве обитают очень редкие улитки. Их надо защитить. Я восхищаюсь ее железной верой: улитки нуждаются в том, чтобы такие, как она, защищали их от таких, как я. Но проблема в том, что, отстаивая права улиток, она не дает девелоперам построить новую детскую больницу. Вот бы и права детей защищали так же рьяно, как права улиток. Кстати сказать, не думаю, что доктор Джеймсон особо тронут бедственным положением улиток – они беспардонно жрут его салат-латук.
Но сосредоточиться мне мешает не это: Санди сидит на диване, тесно прижавшись ко мне, я ощущаю его всем телом, и его тонкая, полупрозрачная футболка очень меня возбуждает. Скашиваю глаза и вижу его твердый сосок. Он ловит мой взгляд и в ответ смотрит на меня так, что я изнываю от вожделения. Как это глупо – так глупо тратить время. Он ловит мою ладонь и нежно проводит по ней большим пальцем. Всего один раз, но этого довольно – я хочу его. Он смотрит на меня: «Хочу тебя, здесь и сейчас». И я бы, кажется, немедленно ему отдалась, если б не ты – боюсь, советами замучаешь.
Сентябрь душный и жаркий, в воздухе предвестие бури, погода тяжелая, от нее болит голова, от нее животные – и ты – сходят с ума. Надеюсь, что пойдет дождь и освежит мой сад, который так в этом нуждается. Через дорогу мистер Мэлони сидит в саду один, в руках чашка чая. Последние полчаса он неподвижен. Если бы я не видела, что он иногда моргает, то решила бы, что он мертв, но он ведет себя так с тех пор, как три недели назад умерла от второго инсульта миссис Мэлони. Я вспоминаю, как она возилась в саду в своей неизменной твидовой юбке, как сидела на террасе потом, уже после первого инсульта, а мистер Мэлони читал ей вслух. Теперь ее нет, он один. Мне грустно и хочется плакать.
Санди снова на меня смотрит и снова ласкает мою ладонь. Боже, как же я его хочу. Он переехал жить ко мне, что пока никак официально не оформлено, но это может произойти в любой момент. Он проводит со мной почти все ночи, у него даже есть свои полки в гардеробе, а его зубная щетка стоит рядом с моей. Когда он ночует не у меня – надо притормозить, говорим мы друг другу, нельзя забывать друзей, – это мучительно. Я смотрю на его вещи и хочу, чтобы он был рядом. У него есть пес, золотистый ретривер по имени Мадра, и у меня он как дома. Оккупировал мое любимое кресло, с которого его никто не гонит, потому что мне так уютно сидеть с Санди на диване, он остается со мной, когда Санди ночует где-то еще, – лохматый заложник его возвращения.
