Та никогда не встречала родителей Чарли, но видела достаточно снимков, чтобы узнать их. Но что она им скажет? Да, со мной все в порядке? А как вы? Как Чарли? Как Сэм? Верила, что они посочувствуют ей, а мать Чарли даже погладит по руке. Иногда же казалось, что они презрительно поморщатся, назовут ее убийцей, хотя Чарли говорил, что они недолюбливали Эйприл и, возможно, будут холодны с каждой его избранницей. Она знала, что они жили на Аппер-Ист-Сайд. И когда ей было особенно одиноко, ехала туда, проходила мимо их дома, огромного строения из песчаника, с горгульями, вырезанными по углам, и швейцаром в униформе у входной двери.
Обычно Изабел замедляла шаг, делая вид, будто любуется зданием, несомненно являвшимся шедевром архитектуры. А вдруг они сейчас выйдут… Узнают ли ее? Узнает ли она их?
Но конечно, дело кончилось тем, что швейцар спросил:
— Вы заблудились, мэм?
— Да, — пробормотала она, — извините.
Больше она сюда не возвращалась.
Изабел прислонилась к стене и на мгновение закрыла глаза. Ей не стоило пить вино. И скорее всего не стоило идти на вечеринку. Она пьяна, одинока, и все, что ей нужно, — в тысяче миль отсюда.
Она жалобно шмыгнула носом, вытерла слезы и оторвалась от стены.
В тот день, когда Мишель увезла ее с Кейп-Кода, она была вне себя от тоски. Первые несколько недель в Нью-Йорке стали настоящим хаосом. У нее оказался миллион дел: обосноваться в квартире, устроить Нельсона. Получить телефонный номер. Зарегистрироваться в школе, найти темную комнату и послать карточки с новым адресом всем, даже матери, которая ответила открыткой с изображением большого креста и изречением «Вера найдет путь». Она все время плакала. Как-то разрыдалась прямо перед универмагом «Мейси», в теплый солнечный день. Никто не обратил на нее внимания. Люди спокойно шли мимо, словно она была невидимкой. И к собственному удивлению, Изабел почувствовала себя лучше. Похоже, Нью-Йорк именно то, что ей нужно.
Чарли и Сэм ни разу не позвонили, от них не пришло ни единого письма, и она заверила себя, что это, возможно, к лучшему. Иногда она представляла различные сценарии своей жизни. Чарли позвонит и скажет, что он свободен от всех демонов и хочет, чтобы она приехала и вышла за него замуж; Чарли и Сэм приезжают к ней и заявляют, что не могут жить без нее. Или Чарли находит ее и говорит, что нужно как-то жить дальше, побеседовать по душам, выяснить отношения…
Но пока у нее заболела голова: маленький узелок боли, крепкий, как бразильский орех, засевший в виске. Алкоголь должен был к этому времени выветриться, но она чувствовала себя еще более пьяной. Очень не хотелось возвращаться в пустую квартиру или звонить подруге, которая будет выражать ей сочувствие. Да и в любом случае все сейчас встречают Новый год!
Она поискала в сумке сотовый. Сердце колотилось, сильно тошнило, но она набрала номер.
Никто не ответил.
Да и что она скажет Чарли или Сэму? Как сможет все уладить?
Изабел положила телефон в сумочку.
Она добрела до отеля «Хьюстон» и направилась вверх по Хадсон-стрит. Пошел снег, оседавший на ее куртке. Тонкие модные красные балетки, купленные для вечеринки, скользили на мокром тротуаре. Мимо Изабел пробежала женщина с волосами, уже покрытыми снегом, и окинула ее злобным взглядом, словно считала виноватой в плохой погоде и испорченной прическе.
Изабел была пьяна, хотела есть, и голова болела все сильнее. Через два месяца ей исполнится тридцать девять.
Мимо проехало такси, и хотя зеленый огонек горел, в салоне было полно людей. Она пересекла Четырнадцатую улицу. До дома оставалось не менее десяти кварталов: приятная прогулка в хорошую погоду, но сейчас нужно немного передохнуть. Может быть, кофе? Или горячий шоколад со взбитыми сливками?
Она нырнула в первое же попавшееся кафе, маленькое, с десятью уютными деревянными столиками, на которых горели свечи. И ни единой души. Пустые рестораны — не слишком хороший знак, особенно на Манхэттене, но она замерзла и проголодалась и поэтому села.
Из задней комнаты немедленно появился мужчина в белом фартуке.
— Электричество вырубилось, — извинился он. — И вообще вырубилось все. Я даже не могу поджарить яичницу и только сейчас отослал домой официантов.
Она взглянула на него. Контраст черного и белого. Бледная кожа. Черные футболка, джинсы и кроссовки. Грива черных волос и обветренное лицо.
— Можно, я немного посижу? Очень уж сильный снегопад.
— Разумеется, будьте моей гостьей, — кивнул он и, присмотревшись к ней, так же быстро исчез в задней комнате.
Изабел стала потихоньку расслабляться, зачарованно уставившись в пламя свечей. Она чувствовала себя легкой, как перышко, словно любой порыв воздуха мог ее унести. Снег порхал и лип к окнам, так что она ничего не видела. И не успела вытянуть ноги, как он появился снова и поставил перед ней тарелку.
Три сорта твердого сыра, хлеб с хрустящей корочкой и красный виноград.
— Но… я ничего не заказывала, — растерялась она.
Он только отмахнулся.
— Холодный ужин за счет заведения. Вот еще кофе. Как раз то, что вам нужно. Еще не успел остыть.
Она молча смотрела на еду.
— Если не съедите это, все испортится, так что сделайте мне одолжение.
— Вы так добры, — кивнула она, и он изумленно вскинул брови.
Она не сознавала, как проголодалась, пока не подняла вилку. В животе заурчало, рот наполнился слюной.
Еда была восхитительной, сыр острым, с кусочками клюквы и апельсина. Он счастливо смотрел, как она ест, а потом завел музыкальный ящик. Итальянскую арию.
— Благодарение Богу за батарейки. Теперь у нас истинно новогодняя атмосфера.
— Вы не обязаны делать все это для меня, — заметила она.
— Почему нет? Я делаю это для всех посетителей.
— Погода еще больше испортилась. Нам обоим пора домой.
Он пожал плечами, и Изабел заметила его глаза необычайного ярко-синего цвета. Интересно, сколько ему лет? Может, сорок пять? Самое большее — пятьдесят.
— Открою вам маленький секрет, — заговорщически прошептал он. — Это не совсем мой ресторан. Я заменяю сегодня друга. Пассивного партнера моего собственного ресторана.
Он сунул руку в карман фартука и вручил ей ярко-зеленую карточку. Ресторан «У Фрэнка».
— Я всю жизнь хотел одного: готовить. Был тем самым маленьким чудаком, который стряпает себе завтрак и берет в школу изысканные ленчи, над которыми все смеются.
Он с интересом смотрел на нее. Изабел вспомнила про свои влажные волосы и покраснела.
— А вы где работаете? — спросил он. — Знаю, что неприлично задавать подобные вопросы. Но вы, похоже, занимаетесь чем-то необыкновенным.
Когда Изабел сказала, что она фотограф и учится в школе, он оживился.
