Они покупают мельничку для перемалывания перца; они вместе глядят на эротический журнал; они рассматривают выставку плакатов. То тут, то там Барбара снимает платья с вешалок, и показывает их хорошеньким продавщицам, и берет их в примерочную, примеривая их – тот фасон или этот, в толпе девушек в нижнем белье. Каждое примеряемое платье она показывает Леону, позируя перед ним, демонстрируя ему свои разные личности, пока он сидит на стуле среди вешалок или прислоняется к прилавку, болтая с продавщицами. Вместе после положенного обсуждения они выбирают два; платья укладываются в яркие пластиковые пакеты, которые несет Барбара, когда они продолжают свой путь. Позднее они облюбовывают закусочную и сидят, выпивая вместе, и едят сэндвичи со стойки… Потом они садятся на автобус и едут в кино; они смотрят венгерский фильм и лениво прислоняются друг к другу. Когда фильм кончается, они шагают по торговым улицам – шагают и разговаривают. На Грик-стрит есть ресторан, который посещают актеры; они там обедают и разговаривают со знакомыми Леона. А напротив есть пивная, где актеры пьют; они присоединяются так к компании, тесно сидящей вокруг стола, к актерам и актрисам, к телережиссерам и сценаристам, и все в ярком стиле говорят о футболе. Девушки целуют Леона, мужчины целуют Барбару. Много позднее они выходят, минуют рестораны и заведения со стриптизом, находят автобусную остановку и едут в Ислингтон, где находится малогабаритная квартира Леона. Они проходят мимо потрескавшейся штукатурки, антикварных лавочек и этнических магазинов к обшарпанному дому. Они поднимаются по лестнице, отпирают дверь, зажигают газовый камин. Это неприбранная комната, почти нежилая; на стенах плакаты, и фотографии декораций, постановок, много фотопортретов. Только два стула и диван-кровать и старый коричневый ковер на полу. Есть стерео; Леон включает его, и гремит музыка. Затем они стаскивают подушки с дивана-кровати на пол; они лежат рядышком перед газовым камином, и протягивают руки, и раздевают друг друга – быстро, а потом Барбара погружается спиной в подушки и смотрит, как лицо Леона надвигается на нее, а его тело ложится на нее. Его руки втирают в нее удовольствие, его тело входит внутрь.
Приятно удерживать его внутри, а жар от газа нагревает кожу ее бока, ее ногу. А позднее приятно разложить диван-кровать, и забраться в нее, и снова вложиться друг в друга, ощущать ощущения, дать ожить частицам себя. И приятно проснуться ночью, прижимаясь к плоти, и пошевелиться, касаться примыкающего тела, вжиматься в него, пока оно вновь не соединится с твоим. Приятно утром лежать в кровати, пока Леон выходит за «Обсервер», и читать один лист, пока он, раздевшись и вернувшись в постель, читает другой. Приятно провести воскресенье, гуляя, глядя на картины в какой-нибудь галерее, пообедать в закусочной, пойти посмотреть на реку. Приятно пройтись по торговым улицам в воскресенье, мимо ярких витрин и зеркал, в которых видишь себя отраженной, – ярко выглядящую себя рядом с ярким Леоном с его четким лицом и длинными волосами среди всех других молодых людей. Приятно возвратиться в малогабаритную квартиру, и снова включить камин, и возобновить касания, и ощущения, и мягкие тактические движения, которые приносят удовольствие, такое приятное, и примерять платья, которые ты купила, а также кое-какую одежду и костюмы Леона, и курить, и ощущать. И только неприятно выслушать, что Леон, занятый своими ролями, дальше будет занят еще больше; он отправляется на пять месяцев в турне с «Много шума из ничего» по Австралии и Соединенным Штатам.
– Не знаю, что я буду делать, когда ты уедешь, – говорит Барбара.
– Я же не единственный вроде меня, – говорит Леон, опрокидывая ее. А потому тоскливо проснуться утром, когда Леон еще спит, и выйти из квартиры, и дойти с твоим чемоданчиком и двумя пакетами с платьями до автобуса, а потом до метро и на вокзал Ватерлоо к переполненному утреннему поезду. Найти место нелегко, и снова идет дождь, вымачивая лондонские пригороды, полотнищами проносясь по лесам и полям. Журнал лежит открытый на коленях Барбары, но она не заглядывает в него. Она сидит с открытым ртом, не сняв свое пальто с меховой опушкой, повернув лицо к окну. Поезд медленно подходит к перрону Водолейта. Когда он останавливается, она забирает свой багаж и выходит. Говард ждет в вестибюле в своем кожаном пиджаке, элегантном новом коричневом пиджаке, держа в руке ключи от машины. Он чмокает ее и забирает ее чемоданчик.
– Хорошо провела время? – спрашивает он.
– Да, – говорит она, – очень неплохо. Я купила два платья.
Они выходят наружу и садятся в фургон; перед ними дворники описывают свои полукружия вниз-вверх-вниз, вверх-вниз-вверх.
– Как дети? – спрашивает Барбара.
– Прекрасно, – говорит Говард.
– Они в школе? – говорит Барбара.
– Да, я отвез их туда, – говорит Говард.
– С Фелисити все было в порядке?
– Она как будто отлично с ними ладит, – говорит Говард.
– По-моему, они ей нравятся, – говорит Барбара, – а она нравится им. Они ей интересны.
– Да, – говорит Говард.
– Майра убралась? – спрашивает Барбара.
– Да, – говорит Говард, – она вернулась в их фермерский дом.
– К Генри? – спрашивает Барбара.
– Нет, – говорит Говард, – Генри там нет. Он пока у Флоры Бениформ.
– Ей следовало бы сохранить его, – говорит Барбара.
– Она может прийти к этой мысли, – говорит Говард, – поскольку она не знает, что ей с собой делать.
– А что ты делал с собой? – спрашивает Барбара.
– Я работал, – говорит Говард.
– Никаких пожаров, никаких несчастных случаев? – спрашивает Барбара.
– Нет, – говорит Говард.
Они спускаются по склону, им виден поворот на полукруг; краны на строительных участках поворачивают и скрипят.
– Я примерю для тебя мои платья, – говорит Барбара.
– Вечером, – говорит Говард. – Я поеду прямо в университет. Твой поезд опоздал.
– Что-нибудь происходит? – спрашивает Барбара.
– Нет, – говорит Говард, – все как всегда. Две смешные девчонки должны прочитать мне эссе.
Они сворачивают на вымытый дождем полукруг; Говард останавливает фургон. Он опускает руку назад и достает чемоданчик. Барбара несет два своих пакета к входной двери; она достает свой ключ и отпирает ее. В доме пахнет сухостью и пресностью.
– Привет, Барбара, – говорит Фелисити, выходя из кухни в мясницком фартуке, – как ваша поездка за покупками? Хорошо?
– Да, – говорит Барбара.
– Давайте я сварю вам кофе, – говорит Фелисити.
– Нет, – говорит Говард, опуская чемоданчик на пол в холле. – Если хотите, чтобы я подвез вас до университета, то собирайтесь сейчас же.
– Извините, Барбара, – говорит Фелисити, снимая фартук, – но я была умницей. И провела большую уборку.
– Чудесно, – говорит Барбара. – Дети вели себя хорошо?
