Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
— Завязал шнурок? — спросил Мурашов.
— Ага. Шелковый шнурок, все время развязывается. — Одна рука у Саши была в кармане, но секьюрити не обратил на нее никакого внимания.
— Вешаться на таких шнурках, наверное, хорошо… — задумчиво сказал он.
Саша и Мурашов вышли за пределы ограды. За площадкой для машин они уже больше никого не интересовали.
— Давай пакет, — сказал Саша, осторожно вынимая руку из кармана. На разжатой его ладони лежал темный комок земли. Мурашов быстро подставил под нее полиэтиленовый пакет для сбора вещдоков, Саша ссыпал в него землю. — Бирку давай и печать.
— Знаешь, я ведь разрешения на изъятие вещдоков с поверхности земли этого клуба так и не получил, — тихо сказал ему Мурашов. Саша остановился.
— Так ты меня здесь этому чемпиону на убой, что ли, подставлял?
— Я к своему начальнику обратился, а он говорит, что позвонит руководству клуба. Здесь ведь частное владение. Ну, так и звонил целый день. Я к нему пришел, перед тем как за тобой ехать, а он говорит: «Отбой. Присутствие ментов на территории клуба нежелательно».
— Ну, а если мы все-таки найдем в этом комке земли кровь? Это что-то изменит? — спросил Саша, когда они уже сидели в машине Мураша.
— Да хрен его знает. Джоев может сказать, что он на этом месте барашка резал…
— Еще чего не хватало! — Саша был даже рад, что он сейчас не дома, что он сидит в милицейской машине и ему не надо смотреть на полиэтиленовый пакет с деньгами, отданный ему у нотариуса. Что такое эти бумажки? Фигня. Он ладонями будто еще чувствовал руль его «тэтэшки», нога сама привычно искала педаль… — Нет, Володя, ничего тебе Джоев про барашка не скажет. Мы можем быстро определить сначала видовую принадлежность крови, и если это действительно кровь человека — определим и ее группу. Если же сойдется и группа — точно тут паренек лежал.
Мурашов тронулся с места.
— Лежал и замерзал. Почти летом. Фигня какая-то.
— А знаешь, Мураш, в этом и парадокс. — Саша в своем расставании с машиной был сейчас склонен пофилософствовать. — Как я заметил, почти никто не умирает по плану. Вот живут большинство людей. Все-таки приблизительно, как хотят. Или как задумывают. А вот умирают почти все случайно. — Мурашов ничего не отвечал ему. Просто смотрел вперед. — Раньше, в деревнях особенно, жили люди. Жили себе, жили, потом ложились — и умирали. Как говорили, от старости. А в моей собственной практике смерти от старости — просто вот от возраста — не было ни разу. Представляешь? Ни разу.
— Тебя куда? — спросил его Мурашов, когда они оказались недалеко от набережной.
— Домой, — пожал плечами Саша. Огромный памятник, белея, высился перед балюстрадой. — Остановись на минутку, — попросил он.
Мурашов остановился практически на том самом месте, где несколько дней назад Лена видела черные машины.
— Хочешь выйти? Пописать рядом с ним? — Мурашов кивнул на «писающего летчика».
— Нет. — Саша нажал на кнопку, стекло окна поползло вниз. — Народу еще много. — Он помолчал. — Тепло. Почти так же, как в ту ночь, когда замерзал этот парень. Кстати, ты не знаешь, где Джоев?
— Знаю. — Мурашов курил и выпускал дым в свое окно.
— Где?
— У меня в изоляторе сидит.
— Что? Ты его задержал? А чего молчишь? И на каком основании ты его задержал?
— На каком основании… — Мурашов усмехнулся. — На таком основании, что ногти у него грязные были. Я когда от тебя вышел, подошел к нему. Хотел с ним попрощаться. Ну, кое-чего еще спросить. Закурить ему дал. Он не курит, но сигарету взял. Я смотрю, а у него под ногтями грязь. Серо-черная. А он ведь повар. Хоть и на шашлыках стоит, но там в клубе строго. Всех проверяют. Санитарный контроль, все такое. Кроме того, Джоев ведь сам огонь не разводит. Для этого специальный человек при нем есть.
— Так ты ему что, ногти обстриг? — Саша уже понял, куда клонит Мураш.
— Ага. Как в детском саду. Я когда в сад маленьким ходил, у меня там сумка санитарная была. Через плечо. Я должен был у всех руки проверять перед обедом. Ты вот мне лучше скажи, куда теперь сдать эти ногти?
— Они у тебя запакованы?
— Ну…
— Ну, так оформляй направление. Или грязь из-под ногтей Джоева — тоже собственность клуба?
— Уже оформил. — Извеков достал из бардачка еще один полиэтиленовый пакет и к нему бумагу-направление для обнаружения пороха и оружейной смазки в содержимом из-под ногтевых пластинок гражданина Джоева. — Куда это?
— Химикам на экспертизу. Завтра с утра и отвезешь.
Мурашов сунул пакетик назад в бардачок и сказал просящим тоном:
— Слушай, а давай поедем ко мне в отделение. Посмотрим вместе еще разок на этого Джоева. Может, еще чего-нибудь увидим, а?
* * *
Витя Извеков уехал. Соболевский дежурил, поэтому никуда не торопился. И Лена, и Рябинкин, хотя было уже поздно, тоже не спешили уходить с кафедры. Людмила Васильевна посмотрела на них неодобрительно, но ничего не сказала. Стала собираться домой. Перед ее уходом Лена зашла к ней в лаборантскую и спокойно положила ей на стол страницы заключения.
— Пожалуйста, следите, Людмила Васильевна, чтобы больше таких совпадений не случалось.
— Хорошо, хорошо… — Лаборантка сочла за лучшее не спорить.
Теперь они втроем остались в ассистентской, прихлебывали остывший чай, грызли сушки с маком и болтали о какой-то чепухе. Причем болтали больше Лена и Соболевский. Петр Сергеевич молчал. Как Лена поняла, в его целеустремленной жизни чепухи было немного.
Уже было около одиннадцати. Лена тоже стала собираться домой — пока еще ходили троллейбусы. Странное дело — ей было немного жаль, что Игорь не сможет ее отвезти, как делал это два дня подряд, но в то же время ей хотелось остаться одной. «Не ошибись!» — звучали в голове мамины слова. Нет, она, конечно, не могла ошибиться в Игоре. Просто бывают у человека минуты, когда ничего больше не хочется. Как есть — так и ладно. Отвратительно навязчиво прервал эту вечернюю задушевность телефонный звонок.
— Это снизу. Вызывают, — с сожалением сказал Соболевский. — Как ни жаль расставаться, но, видимо, пора. За мной приехали на осмотр.
— О! Случай для завтрашнего занятия! — с маниакальной заинтересованностью оживился Рябинкин.
— До завтра. Я тоже поеду. — Лена взялась за свою сумку. И как-то вдруг она ощутила свою внезапную взрослость, даже одиночество, какого еще никогда не ощущала. Там, в аспирантуре, в Москве, она была все-таки ученицей. Жила отдельно, но всеми корнями была связана с мамой, с семьей. А сейчас ей вдруг стало как-то безразлично, что мама ждет ее дома. Что там опять стынет ужин, и тот страх — оторваться от матери, — который она ощущала всего несколько часов назад, в больнице, вдруг куда-то исчез.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 76
