XVIII
О том, как сглазить человекаДон Родриго Кальдерон плохо переносил невзгоды. Свои первые в жизни самостоятельные шаги он сделал при королевском дворе еще в юные годы, будучи всего-навсего пажом. Теперь же, столкнувшись с ним в королевском дворце, родовитым вельможам приходилось низко кланяться перед ним, мести перьями шляпы пол у его ног, величая сеньором маркизом. Судьба проявила к нему удивительную благосклонность, он был ее баловнем. Дон Родриго не признавал поражений. Поэтому, слушая в трактире на постоялом дворе рассказ четверки нанятых им жалких фигляров, он то и дело чертыхался сквозь зубы. Ему пришлось лично наставлять девицу Каталину, как именно следует разыграть перед Саласаром представление о сатанинских ритуалах и бесовских игрищах, чтобы у инквизитора волосы встали дыбом, а в итоге этим бездарям только и удалось, что учинить нелепое побоище в Элисондо, которое, кстати, могло закончиться гораздо хуже, если бы их удалось поймать.
Кальдерон поднял голову и встретился взглядом с белоглазым парнем. Одна часть лица у него была покрыта черной гноящейся коркой ожога — память о злополучном столкновении с горящей веткой во время драки с крестьянами. Парень жалобно улыбнулся, а Кальдерон в ответ скривился от отвращения.
— Ну-ка, перечислите, что именно вы оставили на поляне, когда спасались бегством, — сказал Кальдерон медленно и с расстановкой в надежде на то, что это поможет тупицам быстрее его понять.
— Сейчас, сейчас, сеньор, кое-какие бумаги, — бормотал старший из мужчин, — карты, котомку, которую мы украли у помощника инквизитора, трубочку с вредными порошками, которую вы нам дали, чтобы усыпить Саласара…
— Все, хватит! — вскричал Кальдерон, ударив кулаком по столу так, что на грохот из кухни выбежал хозяин постоялого двора, а его собеседники вздрогнули и втянули головы в плечи. — Вы не нашли письмо Хуаны, а теперь еще и все остальное потеряли. Шайка бездарей, вы ни на что не годитесь, олухи!
— Может, сеньор Саласар не обратил на них внимания, — осмелился вставить слово бородач. — Может, бумаги ветром отнесло дальше в лес. Там дым стоял столбом, от них наверняка ничего не осталось.
— Молите Бога, чтобы так оно и было. Если эти документы попадут в чужие руки, они могут в дальнейшем вывести Саласара на Патрона или на меня, понятно? — И пробормотал себе под нос: — Да что вы можете понимать, бестолочи!
Кальдерон замолчал, надолго задумавшись, потирая при этом мочку уха. Поздно уже искать других людей, способных взяться за подобную работу. Ничего не остается, как примириться с глупостью этих фигляров и уповать на то, что в дальнейшем они проявят себя с лучшей стороны.
— Начиная с этого момента вам следует проявлять повышенную осторожность, — более спокойным тоном сказал он. — Саласар мог видеть ваши лица, и прежде всего, Каталина, это относится к тебе. Ты должна скрывать его. — Девица взглянула на него плохо скрытым недовольством. — Если они выйдут на нас, мы пропали. Патрон не должен об этом узнать. А теперь слушайте меня внимательно, на этот раз я не желаю слышать о провалах или неприятных сюрпризах.
Он протянул им очередной пузырек с коричневатым порошком, однако, прежде чем бородач успел его взять, Кальдерон зажал его в кулаке и, схватив мужчину другой рукой за воротник, притянул к себе. После чего заговорил сдержанным, ровным тоном, пристально глядя сообщнику в глаза и стараясь чеканить каждое слов:
— Врач предупредил меня, что на этот раз доза должна быть больше, вы должны высыпать в рот все содержимое флакона. Этот человек до конца недели должен умереть. — Кальдерон окинул каждого полным презрения взглядом: — Вам понятно?
Все четверо дружно кивнули и вразнобой заговорили:
— Не беспокойтесь, сеньор, мы не подведем.
После такого нагоняя люди Кальдерона с двойным усердием приступил к охоте на Педро Руиса-де-Эгино. Они почти открыто следили за всеми его передвижениями, притворяясь, будто прячутся за углом, и время от времени намеренно попадаясь ему на глаза, чтобы посильнее напугать всякий раз, когда тот вдруг замечал рядом с собой колдунов. Они донимали его таким образом больше недели, и эта стратегия дала результаты. Вскоре охотник за ведьмами уже бегал от них по улицам, то и дело испуганно оглядываясь и хватаясь за сердце. Дрожа от страха, он прижимал ладонью к груди висевший на шее медальон с мощами святого Фомы и молился, чтобы Господь уберег его от напасти. В конце концов он совсем потерял сон от постоянного напряжения и дурных предчувствий, и ему не оставалось ничего иного, как бежать в здание трибунала, чтобы сообщить о происходящем инквизиторам Валье и Бесерра. Он кричал, что его преследует дьявольская секта! Он чувствует, что ему угрожают! Его хотят со света сжить!
— Я слишком сильный враг, — с отчаянием во взоре говорил Педро Руис-де-Эгино. — Они это знают. Меня предупредили, что неподалеку от моего дома бродит колдун, который наводит порчу. Так вот, он вознамерился отравить мне жизнь. Я уже один раз, сам того не желая, перехватил его пристальный взгляд. Стоит ему всего три раза подряд меня пересилить, и он меня сглазит благодаря колдовской силе, которой наделил его Сатана.
Охотник за ведьмами был так напуган, что решил оставить свою службу в трибунале. Валье и Бесерра всячески пытались его переубедить, напомнив о том, каким благородным делом он занимается, об услуге, которую оказывает обществу, и о вознаграждении, которое он, несомненно, получит, когда перед ним откроются врата Царствия Божия. Однако он не был готов подвергать риску свою жизнь в обмен на предполагаемые небесные почести и вышел из трибунала опечаленный, готовый уволить Моргуй и всю компанию, сопровождавшую его в походах за ведьмами. Больше всего ему хотелось запереться у себя дома и не показывать носа на улицу до тех пор, пока все исчадия ада не окажутся на костре.
Однажды утром, встав с постели, Педро Руис-де-Эгино обнаружил кусочек странного пластыря, прилепленный к правой ноге. Он попытался отодрать его ногтем, а когда не вышло, смочил водой и намылил, затем потер тряпкой и намазал свиным жиром, чтобы его размягчить. С большим трудом, но ему удалось в конце концов от него освободиться. Вскоре на него навалилась страшная усталость и возникло такое чувство, будто с каждым вздохом и выдохом из тела постепенно утекает душа. От его жалобных стонов у всех, кто их слышал, по спине бежали мурашки, и тогда хозяйка решила вызвать священника, потому что эти стенания всполошили остальных жильцов дома.
Врач пришел, снял свой пыльник в коридоре. Подойдя к постели больного, резко откинул простыни, осмотрел пятно, оставленное липким кусочком материи, через лупу пядь за пядью обследовал кожу больного. Затем сел рядом с ним на постель, оттянул ему пальцем веко, чтобы определить цвет белка, посмотрел, обложен ли язык, и в заключение объявил, что самое большее, чем страдает Педро Руис-де-Эгино, это несварение желудка. В качестве лекарства он прописал ему настой ромашки и покой.
