Он встал.
– Имей это в виду.
– Можешь заночевать здесь, – предложил я.
– Нет, – с ухмылкой отозвался он, – нам нужно собираться в дорогу. Особенно Тамре.
Я потащился с ним на конюшню, где Тамра удостоила меня почти сердитого взгляда, а Джастина такого же, но без «почти».
На что тот не обратил ни малейшего внимания.
– Пора ехать, – сказал он.
Тамра взглянула на меня и покачала головой.
Покачав головой в ответ, я проводил их взглядом и ушел в свою спальню.
Лежа в холодной постели и жалея, что рядом нет Кристал, я припомнил высказывания Джастина и Тамры, касавшиеся моих родителей. Послать им письмо и вправду было бы не вредно. В конце концов, сколько ни злись, они мои родители и поступили так, как поступили не со зла, а потому, что считали это наилучшим.
На них обижаться не стоит.
Чего нельзя сказать об Отшельничьем острове. И о Братстве.
XLIVНайлан, Отшельничий остров
Человек в желтовато-коричневом мундире кланяется и остается стоять перед резным столом черного дерева. На его широком кожаном поясе слева висит короткий клинок, а справа – лишь кожаный кошель. Там, где подобало бы висеть клинку для левой руки, кожа ремня потерта, но само оружие отсутствует.
У дверей, с внутренней стороны, неподвижно застыли двое солдат в таких же желтовато-коричневых мундирах. На плече каждого красуется оранжевый знак солнечной вспышки.
– Добро пожаловать, господин Ригнелджио, – седовласый Тэлрин указывает на стул. – Не угодно ли присесть?
– Я заглянул совсем ненадолго, – с улыбкой отвечает Ригнелджио, но садится.
– Но ты хотел встретиться с нами? – уточняет Хелдра.
– Совершенно верно, советник Хелдра, – любезно отзывается посланник, перемещаясь на черном дубовом стуле так, чтобы оказаться лицом ко всем трем членам Совета.
Снаружи доносится размеренный шум прибоя. Марис бросает взгляд в сторону открытого окна, затем вновь переводит взгляд на посла Хамора.
– В последнее время в Кандаре нарастает нестабильность, и это не может не беспокоить императора…
– Как и всех нас, – вставляет Тэлрин.
– Понимаю, но, как нам думается, причины, вызывающие беспокойство у нас и у вас, различны.
– Вот как? – Хелдра склоняет голову набок.
– Есть люди, стремящиеся убедить императора в том, что Отшельничий остров потворствует нарастанию хаоса на материке, ибо видит в этом способ усиления собственной гармонии. Его Величеству хотелось бы верить в то, что подобные обвинения беспочвенны, Отшельничий всецело занят внутренними делами, а все смуты и настроения в Кандаре никак не связаны с Черным островом.
Предвидя протесты, Ригнелджио поднимает руку.
– Думаю, вы все понимаете, что я всего лишь информирую вас об озабоченности моего монарха.
– Господин Ригнелджио, мы вполне понимаем, что ты посланник и говоришь не от своего имени, – спокойно отвечает Тэлрин.
Потирая под столом большой палец об указательный, Марис другой рукой поглаживает бородку. Взор его при этом скользит по фигурам одетых в удобные мундиры из светло-коричневого хлопка солдат.
– В таком случае вам понятна и моя озабоченность тем, что сказанное мною может быть истолковано неверно.
Хелдра и Тэлрин кивают.
– Понимание зачастую лишь первый шаг, – произносит Тэлрин чуть ли не грохочущим басом. – Даже когда обе стороны понимают, что происходит, они могут расходиться в оценке значения происходящего.
– Ничего не поделаешь, бывает и так. Но это вовсе не обязательно. Порой можно добиться согласования действий, даже не придя к полному взаимопониманию. Император был бы рад любой возможности снизить в Кандаре уровень нежелательного хаоса.
– «Нежелательный хаос» – это интересный термин, – замечает Хелдра. – Следует ли отсюда, что хаос может быть и «желательным»?
– Возможно, нет. Не исключено, что как раз это поможет нам прийти к пониманию.
– Пониманию чего? – голос Хелдры звучит чуть ли не отрешенно.
– Ну, вы же маги Черного острова, так что понимание, скорее, по вашей части. Я могу лишь сказать, что император заинтересован в усилении гармонического начала во всем мире, но в первую очередь в Кандаре. Он озабочен сложившейся ситуацией и желает, чтобы вы это знали. На чем позволю себе откланяться. Я ведь говорил, что наведался ненадолго.
Посол встает.
– Минуточку, господин Ригнелджио, – говорит Хелдра. – Ты донес до нас озабоченность своего монарха, но не сказал, что могло бы способствовать ее смягчению.
– Хамор всегда был заинтересован в свободной и беспрепятственной торговле, а хаос порождает всякого рода препоны и ограничения. Однако, – посол кланяется, – я не взял бы на себя смелость рекомендовать вам конкретные меры.
– А вот я возьму на себя смелость кое-что сказать по этому поводу, – заявляет Марис, игнорируя протестующий взгляд Тэлрина. – Ты толкуешь о свободной торговле, но нам ведомо, что свобода по-хамориански означает свободу лишь для купцов с Хамора, со множеством ограничений для Отшельничьего или Остры. Ты хочешь сказать, что Хамор намерен превратить Кандар в свою торговую колонию, и предлагаешь нам не вмешиваться?
Улыбка на лице Ригнелджио сменяется непроницаемой маской.
– Как уже было сказано, мои полномочия сводятся к тому, чтобы довести до Совета озабоченность императора. Позволив себе комментарии, разъяснения и уж тем паче предположения, я вышел бы за пределы дозволенного.
– Мы сознаем, что ты не волен в своих словах, и с уважением относимся к твоей миссии, – заявляет Тэлрин и тоже встает. Марис и Хелдра следуют его примеру.
– Премного благодарен, – не утратив дипломатической выдержки, отвечает Ригнелджио.
Солдаты у дверей вытягиваются по стойке смирно. Посол кланяется и покидает помещение.
После ухода Ригнелджио Хелдра снова садится и смотрит на Мариса.
– Что, без этого было не обойтись?
Торговец подходит к окну и, глядя на Найлан, ворчит:
– Я не мастер играть словами.
– Ну что ж, разговор состоялся интересный, – размышляет вслух Тэлрин. – Сдается мне, ситуация не совсем обычная. Ригнелджио явно не хотел предъявлять нам ультиматум, но кто-то желает именно этого.
– Император? – спрашивает Хелдра.
– Просить нас не вмешиваться в дела Кандара – все равно, что позволить Хамору установить полный контроль над торговлей.
– Признаться, – гулко басит Тэлрин, – я не уловил даже намека на просьбу. И мне хотелось бы знать, каким способом император надеется достичь желаемого. Ригнелджио чувствовал себя неуютно, а это чревато серьезными проблемами.
