В октябре темнеет рано. Солнца не видно, темнота вокруг густеет, сражаясь с белесым вечерним туманом.
На большом камне у дороги сидит молодой парень в темном пальто с разорванным рукавом. Парень засунул руки в карманы и поднял воротник пальто, спасаясь от заморозка. Это не помогает, парня бьет мелкая дрожь. Трясущимися руками парень достает из кармана пачку сигарет, щелкает зажигалкой и глубоко затягивается. Сразу закашливается. Кашель утробный, такой бывает или у курильщиков с тридцатилетним стажем, или после мощного перекура, например, когда выкуриваешь десять сигарет кряду. Парень морщится, смаргивает влагу со слезящихся глаз, но тут же затягивается снова, глотая дым скорее «на характер», чем для удовольствия.
До парня долетают обрывки звуков. Они идут со стороны окутанной туманом реки. Парень смотрит туда. Видны лишь смутные намеки на очертания деревьев. При звуке выстрела парень вздрагивает и замирает. Несколько секунд – и в воздухе звучат еще несколько сухих хлопков. Парень зажмуривается, вжимает голову в плечи и охватывает ее руками. Наступает тишина. Полная настолько, что оглушает.
Парень распрямляет плечи. Выдыхает. Встает, зябко передернув плечами.
Движение со стороны леса. Сглотнув комок в горле, парень щурит глаза и зачем-то горбится, склонив голову и потеряв в росте пару сантиметров. Не в силах противиться то ли страху, то ли любопытству, он поднимает глаза и видит неверной походкой выходящего к нему из леса худощавого мужчину.
Рука мужчины плетью висит вдоль тела, и, если бы не мешал туман, можно было бы рассмотреть, как по его ладони сбегают на землю капли крови. Во второй руке мужчина держит пистолет. Бедро мужчины перетянуто окровавленной тряпкой, он прихрамывает, волоча ногу за собой. Ходьба дается ему с трудом, он тяжело дышит и хрипит.
Заметив человека, парень отступает назад. Их разделяют несколько шагов. Туман успел сгуститься настолько, что они могут разминуться, и человек из леса пройдет всего в двух метрах возле парня, так его и не заметив. Но этого не происходит. Человек поднимает глаза. Останавливается. Они стоят в нескольких метрах друг от друга, погруженные по пояс в вязкое облако тумана, и смотрят друг на друга.
Из леса за их спинами раздается шум – и через несколько мгновений показывается третий – одутловатый мужчина лет сорока пяти. Он запыхался, дышит тяжело и прерывисто, поэтому первый выстрел уходит в молоко над плечом мужчины.
Мужчина поворачивается и кричит. Выпущенная толстяком вторая пуля попадает мужчине в горло, он падает на спину и поднимает колено, его пальцы дрожат в мелкой судороге агонии.
Толстяк подбегает ближе, снова поднимает пистолет – но он так запыхался, что оружие ходит ходуном в его руках, и ему приходится выровнять дыхание, уперев руки в колени. Он стоит над телом поверженного, но еще живого мужчины и пытается дышать глубоко, на «раз-два, раз-два». После чего толстяк поднимает пистолет и всаживает в мужчину еще три пули.
Толстяк звонит по телефону, что-то говорит парню, но тот уходит. Он идет по обочине дороги в сгущающейся темноте. Его глаза пусты, а лицо обмякло, как у человека, который не спал несколько суток.
Он приходит домой ночью. Выйдя из автобуса, направляется к подъезду своего дома.
Несмотря на позднее время, под его окнами пацаны гоняют в футбол в свете уличного фонаря. Парень опускается на лавочку и смотрит на игру. Пацанов четверо – трое возятся с мячом, еще один, рыжий толстяк, на воротах. В игре ему удается поучаствовать редко – основная битва разворачивается на середине поля, – и он компенсирует это, посекундно выкрикивая инструкции своим товарищам. Им лет по десять-двенадцать.
Они играют, а парень сидит и смотрит.
ЭПИЛОГ
Как ни странно использовать определение «звездный час» в отношении майора Дудайтиса – по-другому и не назвать короткий период его жизни после смерти Вернера. В течение месяца город будоражило от его нечеловеческой активности – ежедневно ментовские наряды проводили рейды по изъятию наркотиков и аресту наркоторговцев – тушки мелких дилеров десятками впихивали в узкое пространство воронков, с треском разлетались двери торч-хат, а количество изъятой наркоты впору было измерять центнерами, как урожай пшеницы.
В декабре, в самый канун Нового года, поздно ночью, соседи услышали резкий щелчок, похожий на звук выстрела, из квартиры майора, но не придали этому значения. Или предпочли не вмешиваться – Дудайтиса трудно было назвать популярным человеком во дворе. Начальник ОВД списал трехдневное отсутствие Дудайтиса на запой, и находившиеся рядом в этот момент сотрудники уловили на лице шефа тень облегчения. В тот же вечер в квартиру Дудайтиса через форточку влез Саша Фрол, промышлявший мелким воровством и, в силу слабоумия, не делавший различия между квартирой друга-алкаша и майора милиции. Соседи взломали дверь Дудайтиса из-за непрекращающихся воплей Фрола.
На столе стояли две пустые бутылки, тем самым версия начальника ОВД о запое получила некоторое подтверждение.
Майор сидел в углу, у самой двери, прижав к груди скрюченные руки.
Он застрелился.
По кровавому следу, ведшему из комнаты, следствие определило, что майор умер не сразу, а спустя пару минут, которых хватило на то, чтобы доползти до двери. Окровавленные отпечатки пальцев остались на ручке. Зачем Дудайтис полз к двери: чтобы попросить соседей вызвать «скорую» или же милосердно добить его – неясно. Да и какая разница?
Крота взяли во время одной из облав с пятью граммами героина на кармане. После смерти Вернера Крот предпринял ряд попыток поставить движение под контроль, но все они закончились плачевно, и уже к концу первого месяца Крот превратился в обычного среднего дилера с амбициями крутыша.
Получив три года, Крот отсидел один. Действительно ли образцовое поведение было тому причиной, либо, как утверждали, Денис выкупил его, никто не знал, однако первым человеком, которому Крот нанес визит, вернувшись в город, не зайдя даже к родителям, был именно Денис.
На второй день свободной жизни Крот принялся восстанавливать империю Вернера. Однако эта попытка изначально вела к конечному пункту с табличкой «Ватерлоо». Банду Крота расстреляли во время одной из стрелок люди новой наркотической бригады, созданной Ходжой. По иронии судьбы, могила Крота на городском кладбище соседствует с последним пристанищем Вернера. Они находятся почти друг напротив друга, чуть-чуть наискосок. Людям с богатой фантазией и хорошим зрением может показаться даже, что они смотрят друг на друга с фотографий на памятниках – хмурый, словно прибитый тяжелой думой Вернер и мальчишески улыбающийся Крот.
Денис же сумел опровергнуть расхожие утверждения о том, что выйти из бизнеса невозможно. После смерти Вернера он как-то отовсюду исчез. Нет, он по-прежнему жил в городе, здоровался при встрече со знакомыми, пару раз его даже видели в «Гетто». Но был он там лишь затем, чтобы дать наставления Амиго, как следует вести бизнес во время его, Дениса, отсутствия, – в первый раз, и продавая дело еврею Гроссману – во второй. Следом был продан дом Вернера.
