– А она и не разбирается. Просто по памяти.
– Я уверен, что номер – от балды.
– Давай проверим. Я закажу Спарыкину.
Дальтоник нажал на своей трубе две цифры.
– Слушай, пробей нам машину, – произнес он в телефон. – Грузовой ГАЗ, бортовой. Номер – 534. Кабина темного цвета. Он помолчал секунд пять и сказал:
– Хорошо.
– Сейчас пробьют. Чем черт не шутит. Мне, кстати, эта местность знакома. Только не могу вспомнить.
– И мне.
Минут десять я стучал пальцами по коленям. Чего они там так долго?
Колька сверлил глазами бумагу.
– Ты прав, – сказал он. – Она, конечно, в машинах не разбирается. Тут ГАЗик сам на себя не похож. Вариации на тему. Но, это все-таки ГАЗик. Смотри, на циферблате восемь часов десять минут. Скорее всего – утра. Потому что светит солнце. Она каждый день ровно в восемь приходит на работу и видит из окна этот сюжет. Надо узнать, где она работала.
– Ну, так позвони.
– Подожди, пусть ответят на вопрос по машине.
Слово «жди» подействовало на меня возбуждающе. Я чуть не разорался.
Наконец зазвонил телефон.
– Это молзавод, – зашептал Колька, едва приложив трубку к уху. – Машина приписана к молзаводу.
– Точно. Часы. Я вспомнил. Молзавод на «Индустриальной».
– А ты говоришь…
– Она работала на молзаводе. Поехали, – я опять засуетился.
– Куда?
– Туда, на молзавод. Поехали.
– Зачем?
– В нем вся фишка. Поехали, – твердил я как сумасшедший.
– Это бессмысленно.
– Как хочешь. Один поеду, – сказал я, натягивая джинсы. – Точно знаю, что там все дело. Ждать нечего! Ты понимаешь? Ждать нечего! – последние слова я уже орал.
Чебоксаров тоже засуетился. Он встал, ушел в спальню и вернулся уже в рубашке.
Я физически не мог больше находиться в квартире. Мне нужно было как-то действовать, пусть и заведомо бесполезно.
На улице опять мела пурга. Косые серебряные нити свисали с небес, сворачиваясь на земле в тугие клубки.
На Проспекте Ленина мы попали в пробку. Проспект перекрыли парни в желтой форме и никого ни под каким видом не пропускали. Дальтоник вышел из машины и отправился к гаишникам, сверкнуть удостоверением.
– Бесполезно, – вернувшись, сказал он. – Ждут, когда проедет губернатор с кортежем. Торопятся куда-то, сволочи.
– Ненавижу, – я развернулся, смял придорожные кусты и поехал в обратную сторону по пешеходной дорожке. – В объезд быстрее.
Я загадал, что если успеем до двенадцати доехать до молзавода, то все будет хорошо. Я дал себе приличную фору. Целых полчаса.
Когда нам, наконец, удалось свернуть на «Пролетарскую», Чебоксаров прервал молчание:
– Если бы она работала на молзаводе, то ни как не могла бы видеть из окна своего кабинета ворота и проходную. Их видно только извне. Согласен?
– Наверное, – мне плевать. Я почему-то был уверен, что нам все равно нужно туда ехать.
– Она работала в какой-то другой конторе, напротив. Что там у нас есть?
– Не знаю.
– Там ничего такого нет. Овраг и частный сектор.
Минут на пять он заткнулся, потом, кряхтя, достал телефон из штанины и кого-то набрал.
– Узнай, – сказал он в мембрану, – давно ли эта Лена жила в «хрущевке». И, если недавно, то выясни прежний адрес.
Я понял его мысль.
До молзавода оставалось совсем ничего, когда Колькин телефон в который раз забрянькал.
– Она всего полгода как переехала, – стал повторять он, отрывая трубку от уха и опять прикладывая. – Старый ее адрес – «Индустриальная», тридцать пять, – он долго слушал Спарыкина, потом сам стал говорить. – Мы едем туда. Да. Едем и все. Вы сами – идиоты. Ну, пожалуйста. Нет, мы едем.
Колька бросил телефон на панель и опустил у шапки уши.
– Они говорят, чтобы мы никуда не ездили и ничего не предпринимали. Этот парень, которого мы ищем, он действительно Ленин сосед, но по старой квартире. Я так думаю. А эти блюстители закона не могли сами допереть! Скоро припрутся и все испортят.
Мы подъехали на «Индустриальную». Было без пяти двенадцать. Я прижался к обочине прямо напротив тех самых железных ворот. Вот они, часы, а вот – будка сторожа. На картинках все было в точности. Мы вышли. Оказалось, что я забыл дома шапку. Снег забивался в волосы, к самым корням.
Вот «Индустриальная», тридцать пять. Мы подошли к забору. Вон окно, из которого покойница на протяжении многих лет наблюдала унылую картину. От калитки до двери была расчищена дорожка. В доме жили люди. Мы остановились. Что делать дальше – непонятно.
С этой точки нам было видно с десяток небольших деревянных домов. Все они обитаемы и в каждом из них жили Ленины соседи. Топились бани. На окнах белели вырезанные из тетрадных листков снежинки. Из узких кирпичных труб вертикально вверх, сквозь снегопад поднимались тонкие ниточки березового дыма. Нужно встречать будущее чистыми. Хорошая традиция.
Мы пошли вдоль улицы. Просто так, бесцельно, наугад. Деревня деревней. Откуда-то уже слышались пьяные песни. Над одним из дворов дым был не таким как у всех, густым и черным. Его было много.
– По-моему, там что-то горит, – высказал догадку Чебоксаров.
– Где?
– Вот, видишь, дом, на углу.
– Точно. Она там!
Я припустил вдоль улицы, как сумасшедший. Я был абсолютно уверен в своих словах. Если где-то пожар, значит, моя дочь там.
Бежать было тяжело и холодно. Меня опять колотило. Колька сопел сзади. На повороте я поскользнулся и упал, больно ударившись головой о какое-то полено. Дальтоник меня обогнал. Он первый подбежал к калитке, подергал ее и, убедившись, что она заперта, перемахнул через забор. Кто бы мог подумать, что он такой прыткий? Я, например, пытаясь повторить его подвиг, порвал штанину об угол штакетника. Приземлившись, я оказался лицом к лицу с большой черной и злой собакой. Ей не хватило сантиметров десять цепи, чтобы укусить меня за ногу. Она клацала зубами, абсолютно молча, и настроена была весьма решительно. Почему-то кидалась эта псина именно на меня, не обращая внимания на стоящего рядом Кольку.
Мы прижались к ограде. С этой стороны казалось, что дым идет из соседнего двора. Фасад выглядел безмятежным. Попробовали двигаться к дому по периметру. Собака прыгала, рвалась к нам и, наконец, с досады залаяла:
– Оу! Оу! Оу!
Чтобы подобраться к дому с правой стороны и не стать собачьим завтраком, нам пришлось вначале залезть на бочки, потом на поленницу, и, наконец, на груду кирпичей. Пробравшись к яблоням, мы оказались около окна и вне досягаемости гавкающего сторожа. Здесь дымило вовсю.
