Итак, что нам дает полученная от Камерона информация?
Как связать возможное мошенничество Трипа и фотографии, которые так истерично охраняла Джейми?
Я долго вглядывалась в фото Трипа, беседующего у стойки бара с незнакомым мне свадебным гостем. Может ли быть криминал в этом снимке? Как-то не верится.
В моей голове стал складываться следующий сценарий. Джейми подслушивает в церкви ссору между Дэвидом и Трипом. Кое-что понимая в финансах, она тут же схватывает значение прозвучавшего обвинения. На следующий день она подслушивает беседу Трипа и вот этого гостя, его сообщника по махинациям с профитами. Ее догадки получают подтверждение — Трип участвует в темных делах. Джейми фиксирует момент на пленке. А затем начинает шантажировать Трипа. Ей нужны деньги, чтобы начать свой бизнес. И она их получает. Может, ей этого мало; она продолжает требовать еще и еще. Возможен даже такой вариант: по ходу дела Трип становится ее любовником. И она раскручивает уже своего любовника. В какой-то момент Трип решает, что единственный выход из неприятной ситуации — убить Джейми.
Если он ее любовник, то это для него пара пустяков. Вошел в ванную, столкнул плейер в воду.
Но тут у Трипа возникает новая проблема — Робин.
Она задает опасные вопросы, она может что-то знать.
Трип под видом ухаживания начинает вертеться вокруг нее, чтобы побольше вызнать. Наконец он понимает, что Робин знает больше, чем нужно, или вот-вот выйдет на его след.
Робин обречена.
Та же история происходит с Эшли, которая пытается выяснить правду.
Но зачем Трип преследует меня?
Ну, достаточно вспомнить, как я на кухне в особняке Дэвида почти поклялась раскрыть убийства и не сдаваться ни при каких условиях. Вполне вероятно, что Дэвид передал эти слова Трипу.
И тут меня холодный пот прошиб. А Дэвид… Дэвиду тоже есть что терять.
Если он помирился с Трипом и закрыл глаза на махинации, стало быть, он покрыл преступление и должен проходить по делу как сообщник.
Можно даже сделать фантастическое предположение, что Трип в итоге поделился с ним скрытыми доходами.
Я лихорадочно перебирала в памяти все, что касается Дэвида.
Па словам Пейтон, в день гибели Эшли Дэвид был в Стэнфорде. Но где был в тот день Трип, никто не знает.
А может, они с Дэвидом убивают на пару, по очереди?
Теперь воспоминание о том, как Трип в библиотеке «нечаянно» коснулся моей руки на бутылке бренди, наполняло меня не только отвращением, но и ужасом.
«Эй, стоп, не надо сходить с ума», — осадила я саму себя. Ничего еще не доказано, а я уже всех обвинила и мысленно посадила в тюрьму. Прежде надо вместе с Пейтон хорошенько рассмотреть фотографии. Возможно, тогда мое расследование пойдет совсем в другую сторону.
— Ах, я просто обожаю большие свадьбы!
Я вздрогнула.
Моя пожилая соседка справа, донимавшая разговором мужчину у окна, теперь повернулась ко мне.
Сначала я хотела послать ее куда подальше. Мне нынче не до сюсюканий. Но потом я решила просто не обращать на нее внимания, сгребла фотографии в сумочку, демонстративно закрыла глаза и сделала вид, что сплю.
Я была так увлечена своей новой версией, что решила завтра с утра ехать в Гринвич — переговорить с Дэвидом о Трипе и показать фотографии Пейтон.
Однако, оказавшись в своей нью-йоркской квартире, полная энергии и в ожидании великих сдвигов в расследовании, я вдруг сообразила, что незачем ждать завтрашнего утра. Когда разгадка тайны почти на расстоянии протянутой руки, будет сущей пыткой терпеть так долго. Можно рвануть в Гринвич прямо сегодня — и плевать на час пик и возможные заторы на дорогах. Уже в начале вечера я буду в Гринвиче и сегодня покажу фотографии Пейтон.
Я немедленно позвонила Пейтон домой. Экономка ответила, что миссис Славин на торжестве в Кос-Коб, но весь вечер оставаться там не собиралась и обещала быть к восьми.
— Отлично! — с облегчением воскликнула я. — Если Пейтон позвонит, передайте ей, что Бейли Уэггинс сегодня приедет.
Расхаживая с чашкой кофе по гостиной, я продумывала план своего визита в Гринвич. Затем стала быстро укладывать дорожную сумку — зимний вариант.
И тут наконец-то позвонил Джек.
— Вернулась без приключений? — спросил он. Джек говорил с улицы, судя по фоновому шуму.
— Да, примерно час назад. А ты идешь с лекций?
— Нет. Я в двух кварталах от тебя. Иду по Юниверсити-авеню.
— Разыгрываешь?
Но я сразу поняла — не разыгрывает.
Новость меня убила. Скажи он, что прямо сейчас уезжает на год в Японию, я была бы менее раздавлена. Вот и пойми себя!
— Пятница у меня свободна целиком. И сегодня я вдруг подумал, а зачем мне торчать в Вашингтоне да завтрашнего утра. Сразу после лекций махнул в аэропорт, и вот я здесь. Ты не против, если я к тебе на минутку загляну?
— Д-да, пожалуйста…
— Если тебе прямо сейчас неудобно…
— Нет-нет, все прекрасно… буду очень рада тебе. Просто ты застал меня врасплох. Конечно же, заходи.
Положив трубку, я ощутила полный разброд мыслей и чувств.
С одной стороны, неожиданный приезд Джека ломал мой план ехать в Гринвич — что, надо признать, здорово меня бесило.
С другой стороны, это чудесная возможность побыстрее уладить наши отношения, войти в старую колею.
Скажи я сейчас: «Извини, Джек, мне не до тебя», — он так обидится, что наше примирение отодвинется на совершенно неопределенный срок.
Считанные минуты до прихода Джека я использовала на переодевание. Сбросила джинсы, надела короткую твидовую юбчонку, лучший кашемировый свитер и высокие коричневые сапожки. Вид достаточно претенциозный, согласна, но в этой ситуации хотелось выглядеть на уровне.
Потом сварила кофе и приоткрыла окно, чтобы проветрить квартиру.
На улице резко потеплело, и на соседних крышах снег успел растаять до маленьких островков.
Переделав все дела, я села на диван и стала ждать. На душе было препогано. Словно тебя остановили за превышение скорости, и ты сидишь дура-дурой, поджидая полицейского, который вразвалочку идет к твоей машине.
Джек, как ни странно, где-то задерживался. Два квартала не расстояние.
Когда он наконец появился, до меня дошло, что он заходил купить два стаканчика кофе.
Джек был в джинсах, белой сорочке и коричневой кожаной куртке. Эта куртка — единственная хипповая вещь в его гардеробе, его единственная уступка моде.
В прихожей Джек поцеловал меня, но тем быстрым и почти небрежным поцелуем, которым приветствуют друг друга после получасовой разлуки. Пока я вешала его куртку, он поставил на стол два капуччино.
