которым явно ничего не было.
Я опустил портфель и сумку на пол, туда же скинул пальто и, подхватив женщину на руки, понес знакомой дорогой в спальню. И там на какое-то время выпал из жизни. Сейчас для меня существовала только она, моя женщина, двигающаяся со мной в одном ритме, заставляющая забыть обо всем кроме ее тела.
К середине дня мы все-таки остановились.
Я улегся повыше и разглядывал бардак, устроенный нами в комнате. По полу была разбросана моя одежда, Кларин халат валялся у кровати. Одна подушка также валялась на полу. Сама Клара спала, укрывшись пододеяльником, а одеяло, вылезшее из него, свисало с задней спинки кровати.
— Мда, встреча прошла на должном уровне, — констатировал я и попытался встать, не разбудив соседку.
— Не уходи, — сонно пробормотала та. — Поспи рядом, еще рано.
В ответ я погладил ее плечо и все-таки встал.
Пройдя на кухню, поставил чайник на плиту и слегка прибрался в комнате.
Заварив чай, отправился будить Клару. Однако вместо побудки мы вновь занялись любовью.
До чая мы все же добрались, но только в два часа после полудня.
Клара явно готовилась к моему приезду, потому что холодильник был забит деликатесами, так, вопрос, что есть и пить на повестке дня не стоял.
Когда я объявил, что мы сегодня идем в мюзик –холл на спектакль Рахлина на Кларином лице появилось паническое выражение.
— Саша, ты с ума сошел! Осталось всего пять часов, я не успею себя привести в порядок, а у тебя есть в чем пойти? Если нет, надо еще костюм тебе купить и галстук. Может, не пойдем? — жалобно спросила она.
— Ну, не пойдем, — пожал я плечами, — Ничего страшного.
— Нет, — сказала истинная дочь Евы. — Нельзя, чтобы билеты пропадали, Сейчас покажешь что у тебя за костюм, если нормальный, то я иду в душ и начинаю готовиться. Если нет,вызываем такси и едем во Фрунзенский универмаг, там директор моя приятельница. Покупаем костюм и едем обратно.
На счастье, мой новый польский костюм в мелкую искорку удовлетворил взыскательный взгляд проректора, как и французский галстук, купленный у финика. Поэтому Клара умчалась в душ, оставив меня валяться в кровати.
Долго я не пролежал,встал, и пока Клара плескалась в душе, навел порядок в квартире. Затем, разобравшись с продуктами в холодильнике, начал готовить ужин.
Тем временем, хозяйка, выйдя из ванной комнаты, уселась в спальне перед трельяжем и запретила туда заходить, пока она занимается макияжем.
Причина была уважительная, поэтому я продолжил заниматься свиными отбивными, одновременно пытаясь читать газету английских коммунистов «Утреннюю звезду», размышляя при этом, читают ли ее сами англичане, или отсылают весь тираж в СССР.
— Бедняжка, — посочувствовал я подруге. — Наверно вынуждена выписывать эту галиматью, интересно, она читает эту газету, или сразу в туалет несет?
Как ни странно, но к семи вечера Клара была готова для выхода. В роскошном вечернем платье она была потрясающе красива.
Я тоже уже был одет и, достав из кармана маленькую коробочку, предложил:
— Клара, примерь, пожалуйста, скромный подарок, надеюсь, он будет кстати.
Какая женщина откажется глянуть на драгоценности? Так и моя спутница сразу раскрыла коробочку и начала разглядывать золотые серьги с красными камешками.
Как правило, я категорически отказывался покупать золото с рук у посетителей, даже у давно знакомых. Поэтому отправился за подарком в магазин «Кристалл», единственный в нашем городе, где девушки- продавцы, внимательно выслушав мое описание внешности и возраста Клары, выбрали подходящие ей украшения.
Судя по тому, как вспыхнули от удовольствия глаза женщины, выбор оказался правильным.Но, примерив их, она заявила, что серьги к этому платью не подходят, так, что пусть лежат до следующего раза.
В отличие от Мариинки, Дом культуры строился по другим принципам. Поэтому люди, купившие билет в партер, раздевались в одном гардеробе с теми, кто сидел на балконе, но когда мы прошли по широкому проходу ближе к сцене, сразу стало заметна разница в одежде. Платье Клары, казавшееся мне роскошным, здесь ничем не выделялось среди платьев, других дам, сидевших рядом с солидными кавалерами. В то время, как на задних рядах зрительницы особо не заботились о своих нарядах.
Пока мы пробирались к своим местам, Клара пару раз поздоровалась со знакомыми. Они бросали заинтересованные взгляды на меня, но спутница оставалась невозмутимой, лишь улыбалась загадочной улыбкой.
Спектакль мне понравился. Конечно, он серьезно уступал, запомнившихся мне, шоу двухтысячныхгодов, но те уже поблекли в памяти, а здесь гремела музыка, танцевали и пели артисты этого времени.
В перерыве, когда мы стояли в фойе, говоря о всякой ерунде, к нам подошел мужчина лет сорока, в штатском, но у меня было такое ощущение, что ему больше бы пошла офицерская форма.
Он поздоровался с Кларой и приложился к руке, имитируя поцелуй, после чего вперил жесткий взгляд в меня.
Наверно, он хотел меня смутить этим взглядом, но я без труда его выдержал, лишь безмятежно улыбнулся в ответ.
— Это мой дальний родственник, Александр Сапаров, — представила меня Клара, — А это Валерий Ильич, известный человек в нашем городе, сообщила она уже мне.
— Рад знакомству, — сказал я и протянул руку. И сразу попал в тиски.
Рука у Валерия Ильича оказалась на удивление сильная.
Но и мы не лыком шиты, я сжал кисть сильнее и заметил легкую гримасу боли на лице мужчины.
— Какими судьбами в Ленинграде? — равнодушно поинтересовался он, отпустив мою руку.
— На сессию приехал, — сообщил я. В глаза мужчины исчез вопрос, и он вновь повернулся к Кларе. Та перебросились с ним парой фраз, и Валерий Ильич удалился.
Я посмотрел на Клару. Она без труда поняла мой взгляд и пояснила:
— Один из бывших воздыхателей, похоже, он до сих пор не успокоился. Неудачно получилось. Даже не думала, что его можно здесь встретить.
— О, милая! — подумал я. — Жизнь очень странная штука, можно тридцать лет жить в одном городишке и не видеть человека, а встретиться с ним за тысячи километров в городе миллионнике. А ты, оказывается, та еще штучка, не одного мужика бортанула, так, что мне тоже надо ухо востро держать.
Утро следующего дня оправдало мои предчувствия. Пыл встречи прошел, и Клара начала тяготиться моим присутствием. Нет, она ничего такого не говорила, и не делала никаких намеков. Но мне этого было не нужно. Прожив последние двадцать лет в одиночестве, я отлично понимал,
