очищенном от противника берегу уже разворачивались конные батареи.
Еще минута и в сторону уже переправившихся союзников полетели гранаты из четверть-пудовых единорогов. Конечно, ни о какой прицельной стрельбы в ночных условиях не могло быть и речи, но, тем не менее, мало никому не показалось. Даже не причинившие особого вреда разрывы пугали людей и животных, еще больше увеличивая панику и неразбериху.
Единственной частью сумевшей оказать хоть какое-то сопротивление, оказался 5-й стрелковый батальон из бригады Лурмеля. Каким-то чудом сохранив свои порядки от бегущих в панике турок, французы выдвинулись к реке и, разбившись в цепь, попытались неприцельной стрельбой помешать русским артиллеристам. Те же, в свою очередь, ответили им картечью.
Прошло не меньше часа, пока союзники сумели навести относительный порядок, и вывели к берегу совсем недавно форсированной реки пехоту и артиллерию.
— Что вы собираетесь делать? — поинтересовался снова оказавшийся рядом с Боске Бергойн.
— Атаковать противника! — мрачно ответил тот.
— Полагаете в этом есть смысл?
— Конечно!
— В таком случае, не смею мешать!
Как и следовало ожидать, вернувшиеся на южный берег французы никого там не обнаружили, если не считать убитых и чудом уцелевших в резне раненых турецких аскеров, а также несколько перевернутых обозных повозок. Поднаторевший в ночных налетах Тацына, разумеется, не стал ждать ответного удара, и, прихватив захваченный обоз с артиллерией, отвел свои войска, прежде чем противник сумел что-то предпринять.
Известие об очередной крупной удаче донцов, вихрем разлетелось по пока еще не осажденному Севастополю и уже к утру достигло моих ушей, успев по пути, обрасти совершенно на первый взгляд неправдоподобными подробностями.
Не утерпев, я решил лично навестить одно из самых боеспособных на сегодняшний день соединений. В лагере расположившихся на Инкерманских высотах казаков, пахло свежеприготовленной кашей. Правда большинство станичников, умаявшихся во время ночного боя и последовавшего за ним марша, мирно спали, расположившись на земле в самых живописных позах.
— Простудятся же! — удивился я.
— Скажете тоже, ваше высочество, — ухмыльнулся в усы Тацына. — Что им сделается?
— Ладно, коли так. Рассказывай лучше о своих подвигах. А то мне штабные такого наплели, что и нарочно не придумать.
— Было бы, о чем толковать, — изобразил из себя скромника атаман. — Так пошумели трохи…
— На Каче?
— И на Каче тоже.
— А где еще?
— Ой, Константин Николаевич, да проще сказать, где не шумели. Но громче всего у Бельбека.
— Сказывали, всех турок порубали?
— Врут! Как есть врут, ваше императорское! Только половину. Вы ж меня знаете, я на себя лишнего никогда не возьму.
— Вот значит, как…
— Не верите? — сделал вид что обиделся полковник. — Вон гляньте артиллерия турецкая все тринадцать пушек. Было, правда, еще, да колеса на лафетах поломались. Не умеют басурмане, делать, что тут скажешь. Пришлось сховать в надежном месте. А вон там повозки видите? Это из турецкого обоза! А это лично для вашего высочества.
Этими словами он протянул мне вполне европейского вида палаш, богато при этом украшенный золотом. На лезвии которого видна была какая-то надпись арабской вязью.
— Самого паши сабля!
— Врешь!
— Да чтоб я сдох!
— А сам паша где?
— Утек, паскуда!
— Рассказывай!
— Было бы что… Ну, подождали у Бельбека пока все на другой берег переправятся, а как турки одни остались и налетели. Кого порубили, кого постреляли, кто и утоп. А обоз с артиллерией нам достался.
— Пленные были?
— Как не быть! И аскеры простые и офицеры. Все честь по чести…
— Что говорят? — сгорая от нетерпения, продолжал расспрашивать я.
— Да мне ж почем знать! Я же по-турецки не бельмеса…
— Тьфу пропасть! Триста лет казаки с турками воюют, а говорить не научились…
— Не сподобил Господь, — развел руками полковник. — Может сами поспрашаете? Вы человек ученый, не то, что я, грешный.
— Увы, меня турецкому тоже не обучали!
— Так это не беда. Там один из турок по-французски лопотать умеет.
— Что же ты раньше молчал, кровопивец!
Приведенный через минуту под конвоем двух черноморских пластунов пленник и впрямь говорил на языке Расина. Более того, он и был французом, переодетым зачем-то в турецкую военную форму.
— Спасите меня, месье! — взмолился он при виде меня. — Я вижу вы благородный человек!
— Я-то, да. А вот отчего вы находились в составе чуждой для вашего отечества армии? Или вы принадлежите к числу ренегатов, принявших ислам?
— Что вы, месье! — возмутился незнакомец. — Я добрый католик и никогда не предавал Христа. Просто…
— Что?
— Суровое безденежье вынудило меня покинуть родные края. Много лет я скитался по чужбине, пока не устроился к благородному Сулейману-паше.
— И кем же вы к нему устроились?
— Поваром, разумеется. Паша по-настоящему культурный человек и предпочитает европейскую кухню.
— Да что ж такое. Как ни пленник, так либо повар, либо обозник…
— Простите, господин офицер… или быть может… тысячу извинений, но не сообщили ваш чин или титул.
— Великий князь Константин, — машинально представился я.
— Вы — Черный принц⁈ — Восторженно завопил француз. — Боже какая честь! Никогда не думал, что судьба сведет меня со столь великим человеком.
— Чему вы так радуетесь?
— Не сочтите за нахальство, но… вам не нужен повар?
— А вы и в самом деле наглец, месье!
— Просто мне хотелось быть вам хоть немного полезным.
— Боюсь, это невозможно. Если, конечно, никто не посвятил вас в планы командования союзников…
— В таком случае, ваше высочество обратилось по адресу! — на лице еще недавно трясшегося от страха француза появилась победная улыбка. — Благородный паша никогда не стеснялся моего присутствия и частенько обсуждал при мне военные планы. Более того, иногда он даже советовался со мной!
— Да, неужели?
— Ну, по большей части обсуждаемые нами вещи касались меню… тем не менее, я многое слышал.
— Куда направляется союзная армия?
— Дайте вспомнить. Речь шла о какой-то бухте немного южнее Севастополя. Какое-то варварское название… что-то вроде «баляклява» или как-то так.
— Балаклава⁈ — едва не подскочив со своего места спросил я.
— Да-да, — радостно закивал пленный кулинар. — Именно так.
— Что ж, месье. Если вы сказали правду, вам нечего опасаться. Более того, уверен, что смогу найти вам занятие по вашей профессии. Но если вы мне
