— Рихард Солум, — обратился к нему Валманн, — я из полиции. Вы со мной говорили вчера по телефону. Я полагаю, нам есть что обсудить.
— Из полиции? — повторил тот неуверенным голосом. — Полиция мне сейчас уже не поможет.
— Зато вы можете нам помочь, — произнес Валманн, стараясь придать своему голосу как можно больше доброжелательности.
— У меня был сын, — продолжал старик, — не обращая внимания на слова собеседника, — но он погиб в пожаре вчера вечером. У меня был сын… — повторил он и провел морщинистой рукой по лицу. А затем добавил: — Но я не знал этого. И вот он мне написал. Однако письма мне не переслали. Ни одного. Она не послала их. Я нашел их вчера, когда приехал домой. Я мог бы помочь ему, но теперь слишком поздно.
— Гудрун Бауге? — спросил Валманн.
— И почему она не послала мне письма?.. — Он не обращал внимания на слезы, которые катились по его лицу меж морщин и делали щеки мокрыми и блестящими.
— Это Гудрун Бауге, жена управляющего, не переслала вам письма?
— Да, Гудрун. Вообще-то она крепка, как скала, и очень надежна. Я верю ей больше, чем своему банку.
— Пойдемте, я отвезу вас домой, — ответил Валманн.
Валманн оставил мобильник в машине. На экране обозначился звонок. Он сразу же узнал номер — то был Бьярне Бауге. Валманн почти не сомневался в том, что случилось. Пока Солум усаживался на пассажирском сиденье, он набрал номер больницы в Эльверуме. Дежурная сестра подтвердила через некоторое время, что госпожа Гудрун Бауге поступила накануне утром с маточным кровотечением. Врачи пытались спасти плод, но безуспешно. Она была в возбужденном состоянии и получила успокоительное. К тому же потеряла много крови, и ей поставили капельницу. К вечеру она несколько успокоилась, однако дежурный врач отделения решил оставить ее под наблюдением до следующего дня. От пациенток, перенесших выкидыш, можно ожидать непредсказуемых реакций. Госпожу Бауге положили в отдельную палату, чтобы обеспечить ей покой. Однако вечером она исчезла из больницы. Сейчас выясняется, насколько в этом виноваты дежурные. Предполагают, что она отправилась домой, однако связаться с родственниками не удалось. После этого о случившемся известили полицию. К таким делам всегда подходили чрезвычайно осторожно и не разглашали их. В большинстве случаев пациенты остаются невредимы.
Валманн поблагодарил и отключился. Он проклинал правила органов здравоохранения, касающиеся сохранения медицинской тайны и охраны прав личности. Если бы он сразу узнал о коллапсе Гудрун Бауге и ее побеге из больницы, все было бы по-другому. Однако его раздражение было вызвано и другими причинами: если бы он сам был повнимательнее, если бы хорошенько поразмышлял… Ведь избушка находилась на территории усадьбы Брагенес — здесь была ясная связь, а он увидел ее только сейчас! Разве не было оснований вмешаться и расширить поиски? А что касается Гудрун Бауге, ее удивительного спокойствия, отсутствия реакции на обнаружение трупа в лесу, полной погруженности в сельхозработы (а он-то подумал, что это крестьянский инстинкт), разве все это не давало оснований для некоторых вопросов и сомнений? Многое могло бы выясниться, если бы он допросил ее две недели назад! И многих несчастий можно было бы избежать!
От досады и раздражения он прибавил газу и быстро покатил по травянистой дороге.
А Солум тем временем пытался восстановить эпизоды своей прошлой жизни. Он, конечно же, помнил молодую талантливую Лидию Элисейсен. Даже сейчас его голос ожил, когда он заговорил о ней. Она несколько раз давала концерты в усадьбе Брагенес, у нее был блестящий талант… На тактичный вопрос Валманна хозяин усадьбы признался, что между ними были близкие отношения — это была короткая и бурная связь. Он не видел в этом ничего дурного, ведь он не был женат, а она была красива и страстно отдавалась искусству и жизни… Все, конечно, кончилось, когда он обручился… Но он и не подозревал, что их любовная связь имела «последствия». Если бы она ему призналась… Его голос, бывший только что теплым и жизнерадостным, снова стал глухим и тихим: он бы, конечно, выполнил свой долг. Но судьба… Он повернулся к Валманну, который смотрел вперед на дорогу. Но судьба распорядилась так, что у него не было больше детей.
— А что насчет Гудрун?
— О, Гудрун. Жизнь в усадьбе изменилась с ее появлением. Она была для меня почти дочерью, которой у меня никогда не было.
— Вы знаете, что она играет на рояле?
— Нет, этого она мне никогда не рассказывала.
— Вы знали, что она ждала ребенка?
— Неужели? — Старик снова оживился. — Ну и ну! Какая радость! Мы так давно ждали появления маленьких детей в усадьбе Брагенес! Надо же! И ни слова мне не сказала. Малышка Гудрун так любит преподносить сюрпризы.
— Да, пожалуй. Она — дамочка с сюрпризами, — согласился Валманн, заворачивая во двор усадьбы.
Они нашли Гудрун в спальне главного здания, в кровати бывшего хозяина усадьбы и его супруги. Она была в сознании, но реакции ее были заторможены, глаза бегали, она отвечала неопределенно. После короткой беседы с супругом Валманн отвез ее в пункт «скорой помощи», откуда ее отправили в больницу Хамара, а в коридоре поставили полицейского. В больнице Валманн узнал, что Аниту решили оставить там еще на один день — она неважно себя чувствовала, и у нее обнаружились проблемы со зрением. С травмами головы не шутят, назидательным тоном заявила старшая сестра.
Валманн заглянул к ней на минутку, но не стал рассказывать о последних событиях в деле Хаммерсенгов. Иначе он нарушил бы предписание врача об абсолютном покое. А кроме того, ему самому пришлось бы лишний раз говорить о неприятных вещах.
— Я так хочу домой, к тебе, — жаловалась Анита. — Я хочу, чтобы ты за мной ухаживал!
Валманн понял, что дела с ней хуже, чем он думал. Она раньше никогда не ныла, не хныкала и не жаловалась. И он в общем даже обрадовался такому решению. Ему надо было побыть в одиночестве и разложить все новые факты по полочкам, попытаться продумать возможные связи и разобраться в перспективах.
58
— Мне следовало бы выбросить все письма! — воскликнула Гудрун Бауге и отвернулась от него. Она принадлежала к людям, которые не любили показывать свои чувства. Ей стало намного лучше за сутки, прошедшие с того момента, как она попала в больницу. Валманну разрешили посещение на полчаса, не больше. Старшая сестра оказалась строгой дамой. Пациентка была в состоянии шока, когда поступила в больницу, она потеряла много крови, и лечение продолжалось. Если ей вдруг станет хуже, то беседу придется сразу же прервать.
Однако Гудрун Бауге чувствовала себя отлично. Она сидела на кровати, на ее лице играл румянец, а во взгляде вновь появился нагловатый оттенок. Она ни в чем не раскаивалась, жалела только о своих «промахах», как она назвала их, например с письмами.
Писем было всего три. Два из них пришли по почте. Она обратила внимание на первое письмо из-за почерка — корявого и неровного. На конверте были пятна. Она подумала сначала, что это дурацкая шутка каких-то шалопаев или письмо с просьбой о деньгах от обитающих по соседству хипповатых попрошаек. В хороших вещах недостатка нет, подумала Гудрун Бауге, зато хороших людей явно не хватает. Однако после получения третьего письма, которое было толще предыдущих, ее разобрало любопытство. Ей не пришло в голову, что письма имеют какое-то отношение к парочке, обитающей в деревянном домике. У нее образовалось нечто вроде шапочного знакомства с девушкой из домика — они кивали друг другу при встрече в магазине. Гудрун с любопытством наблюдала за дамочкой и пришла к выводу, что та неробкого десятка. И даже несколько вульгарна. В самом деле, красит волосы все время в разные цвета. На ногтях остатки лака. Такой дамочке не место рядом с ними. Гудрун всегда внимательно следила за тем, кто обитает в лесной хижине. И хотя сдавал ее сам Солум, они с мужем отвечали за порядок. Эти двое были какие-то странные, она сразу это заметила. Не туристы, не сезонные рабочие. Женщина выглядела более общительной, она часто ездила в Хамар. Мужчина почти совсем не показывался. Они жили там до поздней осени. Такого еще никогда не бывало. И кому это вздумалось жить в старой, насквозь продуваемой хижине, когда ночи стали такими длинными и холодными? Этот вопрос Гудрун Бауге задавала себе самой поучительным и даже обиженным тоном. Насчет этих двоих у нее с самого начала было какое-то дурное предчувствие.
