Зал сверкал огнями. Людская не сильно изменилась со времен его детства. В те далекие дни маленький Стюарт каждый год ходил на рождественский бал к слугам. Обои были по-прежнему травянисто-зеленого цвета, пол покрывал все тот же светло-желтый ковер, так не гармонирующий со стенами.
Похоже, веселье было в разгаре. Повсюду висели гирлянды из лапника и венки из остролиста; была и елка, щедро украшенная свечками. Благоухание хвои и зелени смешивалось с ароматом пива и горячего сидра. Обеденный стол сдвинули к стене, и на нем высились горы холодных закусок. Поверхность стола украшали полосы ткани цветов герба Сомерсетов.
Слуги расхаживали в форменных платьях и ливреях, конюхи и садовники нарядились в свои лучшие воскресные костюмы. Лакей играл на пианино. В отсутствие хозяина миссис Бойс и мистер Прайор возглавляли «Большой марш» – процессия, пара за парой, шла в обход зала, то по прямой, то петляя. Здесь были и Роббинсы. Майкл с веточкой остролиста в лацкане куртки танцевал с девицей, у которой был такой вид, будто она не вполне понимала, что происходит. Шествие замыкали две пары хихикающих горничных – мужчин явно на всех не хватало.
Но ее здесь не было!
Стюарта заметили. И не успел он опомниться, как уже танцевал кадриль с миссис Бойс – главной среди женской прислуги. Мистер Прайор пригласил на танец миссис Роббинс. Она, хоть и вышла за бедного егеря, в глазах слуг все еще считалась леди.
Это был самый длинный танец в жизни Стюарта. Каким он был глупцом, что не пришел за ней раньше! Нужно при первой же возможности поговорить с Майклом и узнать, куда собиралась ехать мать.
Кадриль закончилась, и все захлопали в ладоши. Стюарт тоже аплодировал, сияя вымученной улыбкой. Потом отворилась дверь, и вошла Верити.
Мадам Дюран была без чепца – темно-золотые волосы уложены простым узлом на макушке. В отличие от других слуг она не надела ни форменного платья, ни «лучшего воскресного»: на ней красовалось очень скромное вечернее платье из кобальтово-синего бархата.
Платье вышло из моды лет десять назад; корсаж и подол без украшений, скромнейший вырез, открывающий взгляду два дюйма кожи под горлом. Даже пуританин, поборник нравственности, одобрил бы это платье. Высокий стоячий воротничок синего бархата, длинные, выше локтя, белые перчатки. Но для Стюарта Верити выглядела умопомрачительно.
В конце концов Золушка приехала на бал.
И Стюарт смог снова вздохнуть.
Разговоры смолкли; кружки с пивом замерли на полдороге. Симмонс, главный садовник, бросился к Верити, чтобы пригласить ее первым. Но путь ему заступил мистер Прайор, служащий куда более высокого ранга. Стюарт встал. Симмонс и Прайор отошли в сторону.
Верити шла к Майклу, и он указал ей на Стюарта. Она взглянула – и оцепенела. И тут Стюарт совершил нечто, чего никогда не делал в обращении с прислугой, – он поклонился. После минутного колебания Верити присела в реверансе.
– Станцуем вальс, – сказал Стюарт лакею за пианино. – Вы знаете какой-нибудь вальс?
Лакей покачал головой. Тогда за пианино села миссис Роббинс. При первых звуках вальса Штрауса Стюарт подал Верити руку. Мадам Дюран не шелохнулась. Пусть. Главное – она здесь. Стюарт с радостью согласился бы всю ночь простоять с протянутой рукой, лишь бы рядом с ней.
Присутствующие начали недоуменно переглядываться. Заметив всеобщее внимание к себе, Верити шагнула в объятия мистера Сомерсета.
– Что вы здесь делаете? – спросила она по-французски, но без прованского акцента. Звенящий голос, напряженное лицо – вся она трепетала, как туго натянутая тетива лука.
– Пришел просить прощения.
– Чтобы идти под венец с чистой совестью?
– Я не женюсь на мисс Бесслер, – сообщил Стюарт. Странно, что решение, о котором недавно он боялся даже помыслить, сейчас пришло само собой. – Я хочу быть с вами до конца своих дней – если вы согласны.
– Красиво звучит, – сказала Верити, и ее голос дрогнул. – Но что именно вы мне предлагаете?
– Союз, который, смею надеяться, устроит нас обоих. Они успели сделать почти полный круг по залу, когда Верити заговорила снова:
– Другими словами, вы хотите, чтобы я стала вашей любовницей.
– Знаю, в прошлый раз я звал вас замуж. Я...
– Не нужно объяснять, почему вы не можете на мне жениться, – перебила мадам Дюран. – Сама знаю. Именно по этим причинам и не приняла тогда вашего предложения.
От нее чудесно пахло – свежеочищенным апельсином и заварным кремом. Внезапно Стюарт понял, что ужасно проголодался, впервые за две недели. Восхитительное ощущение – он готов был опустошить весь стол с закусками.
– Я могла бы заставить вас жениться на мне еще десять лет назад. Вы же клялись и божились, что женитесь, несмотря ни на что.
– Могли бы. – Стюарт сдержал бы обещание, если бы тогда Верити ухватилась за его слова. Но каковы были бы последствия их брака? Всеобщее осуждение погубило бы их обоих, и они оба это знали. Теперь их связь будет браком по сути, но не по названию. Без благословения церкви и закона их связь будет считаться прелюбодеянием. Стюарт не сможет появляться с Верити на людях: у нее не будет прав и привилегий законной супруги.
– Главное – что я вас люблю, – решительно сказал Стюарт. – И я сделаю все, что в моих силах, чтобы вы были счастливы.
Верити избегала смотреть ему в глаза.
– Вы просили меня уехать, и я строила планы. Теперь вы передумали и требуете, чтобы я от них отказалась. Откуда мне знать – вдруг вы снова передумаете через несколько недель, когда сплетни разнесутся по всему городу и ваша блестящая репутация потускнеет?
– Пятна на репутации – пустяк, но вот если я потеряю вас... Буду разбираться с проблемами по мере их появления. Если мы будем вместе, мне ничего не страшно.
Верити поджала губы:
– Как-то не хочется говорить «Да».
Его сердце воспарило в небеса.
– Но вы скажете?
Она уклончиво заметила:
– Вы плохо выглядите.
– Немолод и одинок, – ответил Стюарт. – Мы потеряли десять отличных лет.
Помолчав, Верити согласилась:
– Да, в самом деле.
Стюарт понял – это ее манера сказать «да». Какое ему дело, если его имя станет посмешищем и притчей во языцех для всего Лондона или даже для всей страны? Пусть сплетники торжествуют. Он не откажется от счастья.
Вальс закончился, и Стюарт отпустил Верити. Потом он пригласил миссис Роббинс, а затем танцевал со всеми служанками по очереди, даже с юной судомойкой, которая едва доставала ему до пояса. Несколько минут дружеской болтовни, что будут помниться девушкам целый год, когда вновь наступят для них серые будни.
А между танцами Стюарт ел, от души, до неприличия жадно, заодно утоляя голод сердца – утоляя досыта.
