дёргает и заносит ещё больше. Вспахивая землю, мы вылетаем в кювет и дважды переворачиваемся, Глеб что-то кричит мне, но из-за оглушающего грохота и скрежета металла я совершенно его не слышу, лишь замечаю, как он вытягивает свою правую руку и крепко прижимает меня к сидению, а в следующее мгновение, автомобиль вновь подскакивает, переворачивается на крышу, затем обратно и наступает полнейшая, вязкая темнота…
“А я так и не успела ответить, что тоже безумно тебя люблю, мой Миронов…”, — это последнее, что проносится красной бегущей строкой в моей голове, перед тем, как сознание полностью отключается.
Глава 54
Яна
В ушах неимоверно гудит, сначала этот звук напоминает противный писк, затем переходит в гул, как если бы мне на голову надели кастрюлю. С большим трудом удаётся приоткрыть глаза, но вокруг всё мутное, всё плывет, и я вновь прикрываю веки, а затем слышу новый звук. Кажется, режут металл.
Противно. Голова болит. Не могу терпеть этот шум. Не надо, пожалуйста, не надо… Вновь проваливаюсь в темноту на несколько минут, а вернувшись в сознание, предпринимаю новую попытку сфокусировать зрение. Приоткрываю глаза, сквозь безумную резь и жжение. Кажется, получается что-то различать, пытаюсь повернуть голову, чтобы посмотреть на Глеба, но боль не позволяет мне этого сделать. Шея.
— С-с-сука, — цежу практически бесшумно. Я должна! Я обязана увидеть его! Новая попытка, глухой стон и, наконец, получается немного повернуться.
То, что предстало моим глазам, навсегда врежется в мою память. Я бы никому не пожелала увидеть и испытать те эмоции, что были у меня в тот момент.
Глеб сидит, прижатый подушкой безопасности, но его окровавленная голова безжизненно свисает вниз, со лба тягуче стекают и капают крупные капли крови.
Меня тут же мутит, к горлу подкатывает тошнота, пытаюсь отыскать его руку, чтобы переплести наши пальцы, вновь с большим трудом поворачиваю голову, вижу, что рука Глеба, та, которой он держал меня, словно попала в мясорубку, с силой стискиваю зубы и в агонии начинаю издавать нечеловеческое рычание, переходящее в жалкий скулёж, а затем вновь теряю сознание…
Мне снится знакомый сон из моего прошлого. Лес, тропинка, и я бегу навстречу лучам солнца к морю. Несусь, впитывая в себя ароматы хвои, свежей травы после дождя и солёный тёплый воздух. Лес заканчивается, и я оказываюсь на песчаном берегу. Оборачиваюсь и уже знаю, кого увижу. Мою семью. Двое детей и Глеб. Мы, такие счастливые, что сами излучаем свет и озаряем им всё вокруг…
Глеб, там он жив. Улыбается.
* * *
— Носилки сюда! Ох, ты ж ёпт! Серёга, чё думаешь, этот не жилец? — кричит какой-то мужчина.
— Руку, руку осторожно! — доносится новый голос.
— Девушка, кажется, легко отделалась, а вот парень непонятно ещё выкарабкается или нет. Он весь серый, крови дохрена потерял, — доносится до меня ещё один совершенно чужой голос.
Пытаюсь открыть глаза, но ничего не выходит… Тьма.
* * *
Не понимаю, это всё тот же отрезок времени или новый. Всё смешалось.
— Так, дорогая, сейчас поставим капельницу, и тебе сразу станет легче, — снова слышу незнакомый голос.
Я предпринимаю попытку открыть глаза или хотя бы пошевелиться. Напрягаю мышцы изо всех сил, и получается пошевелить рукой. Победа! Но в следующее мгновение по телу разливается сумасшедшая боль, в адских муках морщусь, стону, но зато мне наконец-то удаётся приоткрыть глаза, совсем чуть-чуть. Новая победа!
— Проснулась? Пора уже было. Сколько спать-то можно? — бодро заявляет женщина неопределённого возраста в белом халате. — Как видишь? Глаза пока тяжело открывать из-за гематомы, в течение месяца должно пройти, может, раньше.
— Где… — пытаюсь спросить, где мой Глеб, но голос предательски срывается, захожусь в кашле и меня пронзает дикой болью в рёбрах, лёгких. Да везде! Кажется, что внутренние органы попали в блендер и их перемалывает на высокой скорости. Выдаю не то стон, не то вой и до крови закусываю нижнюю губу. — М-м-м…
— Милая моя, ну себя-то кусать не надо! — строго говорит она. — Я поняла тебя. Парень твой в другом отделении лежит. Всё с ним будет хорошо. Так что лежи спокойно и поправляйся скорее.
На следующий день я просыпаюсь оттого, что кто-то легонько треплет меня по плечу. Открываю глаза и вижу женщину, очевидно, это другая медсестра, которая заступила на смену.
— С добрый утром! Яна Викторовна, как вы себя чувствуете? — спрашивает она и параллельно суёт мне в подмышку градусник.
— Сносно, — бормочу, сонным голосом, не совсем осознавая сон это или уже явь.
— Сейчас подойдёт врач, осмотрит вас и с вами… там, хотят поговорить, — она быстро встаёт, забирает градусник, тонометр и уходит.
— Кто? — спрашиваю уже в пустоту и тут же прикрываю устало глаза.
Спать хочу.
Спустя пару минут, дверь вновь открывается и в палату быстрым шагом проходит врач, проводит осмотр, опрашивает меня о состоянии здоровья.
— Ну отлично, идёте медленно, но, верно, на поправку, — встаёт и собирается выйти, но в последний момент оборачивается. — Да-а, и сейчас к вам зайдут следователи, они бы хотели с вами поговорить об аварии, — мужчина выходит, а я от услышанного окончательно просыпаюсь, пытаюсь подтянуться на локтях, чтобы принять сидячее положение, но не сильно в этом преуспеваю. Всё тело нещадно болит и отказывается меня слушаться. Новая попытка и новое поражение, за этим меня и застаёт Шмелёв и двое людей в форме. Они внимательно смотрят на меня, затем Николай Антонович подходит, тихо здоровается и помогает мне приподняться, но я смотрю только на двух мужчин, что зашли с ним вместе. По телу мгновенно проносится электрический разряд, оставляя после себя мурашки и чувство дежавю.
— Белова Яна Викторовна — это вы? — спрашивает крепкий мужчина, ростом под два метра, грубым, хрипловатым голосом.
— Да…
— Мы бы хотели опросить вас по поводу ДТП, дело в том, что вскрылись некоторые обстоятельства этой аварии…
* * *
Последующие дни тянулись для меня вечностью из-за полной неизвестности. А самое ужасное, я чувствовала, что все вокруг мне лгут. Медперсонал, мама, брат, Мария Дмитриевна, Авелина,
