мы и неплохо понимали друг друга?
Балабуха не играл в аристократа - он им был. За ним стояли века отбора не самых худших людей. И при том мы ни разу не заспорили, кто "лучше" - дворяне или интеллигенция. Был у меня коллега - сверстник, с которым мы это обсуждали. Шутливо, конечно, но обсуждали... Отдаленный потомок Рюрика обвинил меня, что это я убил Александра II. Я обвинил Сергея в том, то это он мордовал народ, пока не довел до революции. Хорошо, что эти беседы - развлечения ученых джентльменов, а не фактор реальной политики. Что после этих "обвинений" не хватаются за винтовки, а разливают коньяк.
Так вот - с Балабухой таких бесед мы не вели. Потомок дворянских родов, он был ярко выраженным русским интеллигентом. Гордился бабушкой-армянкой, происходившей из царского рода. Было у него качество, очень присущее дворянству - обостренное чувство личной и родовой чести. Порой ругал Россию, обвиняя ее в неспособности к морскому делу и прочих исторических грехах.
Но всеми частичками своего "я", каждой клеточкой своего мозга Андрей Дмитриевич принадлежал России. Балабуха нес в себе нравы и ценности мира, которого больше нет - традиционной культуры русских европейцев. Той культуры, что сложилась в эпоху Карамзина и дожила до середины ХХ столетия. Культуры профессорских кабинетов, долгих бесед об отвлеченном, вдумчивого всматривания в природу, знания родословных, почти религиозного почитания книги.
Входили в эту культуру и многие уютные, чисто бытовые черты: культ друзей, культ еды, культ домашних животных. Сделал за окном кормушку и приваживал воробьев. Кот Бегемот - черный британец - пугал воробьев, и Балабуха вел с котом воспитательные беседы. Ему хотелось и чтобы воробьи не боялись, и чтобы Бегемот был доволен.
- Будь в доме капитаном! - говорил он жене. - А я буду боцманом!
И был. До смешного раздражался, если не находил на привычном мете ложки или стакана. Всегда кормил и поил вошедших в дом, независимо от материального благосостояния. Он любил то, чем занимался всю жизнь...
Конечно, привлекали к Балабухе и его личные качества: он был очень хорошим человеком. Добрым, отзывчивым. Вечно кому-то помогал.
Очень надежен, если переживаешь какие-то трудные минуты. Был эпизод, когда, влетев в очередную идиотскую "историю", я хотел положить где-то документы и часть своих книг: в моем доме жил очень опасный человек. Балабуха помог, не задавая лишних вопросов.
Он был очень жизнерадостным: эмоционально воспринимал все, происходившее в течении жизни. Под шкапами с книгами, в окружении Истории и Литературы, в ореоле известности сидел человек, страстно ругавший марксистов и упоенно изучавший историю.
Занятия науками и искусствами часто делает мужчин... немножко дамами. Вечно они носятся с тем, кто к ним как относится, все хотят, чтобы все их любили, буквально купаются в личных отношениях. Так вот - Балабуха жил и умер мужчиной. Во всех смыслах.
Миролюбивый и доброжелательный, он мог быть очень опасен. В деле я его ни разу не видел, но кое-что слышать довелось - причем от людей, много что видевших, прошедших "горячие точки". Уважительно посмеиваясь, они рассказывали, что Балабуха в минуту опасности вовсе не празднует труса. Что трость в его руке - почти как шпага.
Отношения с дамами? Человек, от которого просто "пахло" мужскими качествами и надежностью. Человек, от которого исходил явственный аромат элиты. Элиты родовой, наследственной - он не мог не привлекать внимания.
Всегда элегантный и хорошо одетый, вежливый и интересный, Балабуха легко покорял сердца и души слабого пола. Пока была потребность - активно пользовался этим. Выбрав Татьяну, остановился. Хотя вообще то скорее Татьяна его выбрала. Впрочем, эту историю пусть она сама и рассказывает, я лишь констатирую факт - биография Балабухи была очень мужской и в этом смысле.
Мои романы Балабуха воспринимал... пожалуй, так: с одобрительным юмором. Веселился - но ему было приятно, что друга любят, что у него и здесь все хорошо. Он считал естественным, что, оставшись один, мужчина не уходит в монастырь. Но при этом как минимум в двух случаях относился к моим дамам настороженно... и в обоих случаях оказался очень прав.
Продолжением личных качеств стало особое положение Балабухи в литературном мирке. Он был носителем высочайшей профессиональной культуры. Мало того, что знал все. Буквально ВСЕ! Мне доводилось называть ему обрывки каких-то сюжетов - сам не помнил, откуда это взял. А Балабуха помнил. Он мгновенно говорил, из какой книги этот сюжет, этот герой, эта коллизия. Откуда взято, кто написал произведение, когда.
Балабуха безошибочно определял, относится ли написанное к научной фантастике, научно-литературному жанру или к художественно-научному. До встречи с Балабухой я и понятия не имел, что такие различия вообще существуют.
Последний классик советской фантастики, он лично знал Пухова, Бритикова, Войскунского, Казанцева, Можейко, Варшавского. У него было свое мнение об Яне Ларри и Иване Ефремове, с которым он обменивался письмами. Он прекрасно знал биографии Конан-Дойля и Жюля Верна, классиков американской фантастики.
Кто в России знает, что Жюль Верн - непревзойденный мастер слова? Что он - автор песни "Марсовые", ставшей народной песней французских моряков парусного флота?
Веллер подал, как великое открытие - Сильвер был вовсе не судовой кок! На судне Флинта он был главой абордажной команды! Это перевод неверен, в представлении не одного поколения россиян Сильвер так коком и остался... И получилось в лучшем случае непонятно: сам капитан Флинт боялся скромного кока...
Когда я сказал об этом Андрею - именно как об открытии Веллера - он только пожал плечами: да кто ж этого не знает? Он-то - знал, и давно.
Андрей Дмитриевич очень точно показывал, что в произведении хорошо, а что - не очень. Какую линию сюжета стоит развить, а что лучше вообще опустить.
Он был потрясающим стилистом. Порой наши корявые строки вызывали у него почти физические мучения...
- Хочешь, покажу как?!
- Давай!
...За полчаса из страницы остается два абзаца, и автор пребывает в недоумении - это же так просто! Почему он сам не додумался?!
Балабуха любил вовлекать в литературный процесс, любил помогать и учить. Причем у него получалось! Ему нравилось, когда и у других получалось тоже. Как искренне он поздравлял каждого из нас с новой книгой!
Стоит посмотреть, как и что писал Балабуха о коллегах. Лучше всего читать об этом в книге, где собраны рецензии, предисловия и послесловия Балабухи к произведениям множества коллег{6}. Все у него ну прямо такие гениальные! Вдохновившись, хватаешься читать этих "гениев"... с недоумением откладываешь книгу,
