– Тогда гони! Нахлестывай! Дело чрезвычайное. Мы должны перехватить злоумышленника.
– Убийцу барышень? – оживился Ефим. – Про которого чичас в газетах пишут?
– Нет, убийцу мы должны спасти!
– Ничего не понимаю.
– По дороге объясню. Гони!
– Куда гнать-то?
– В Очаково, к паровозному заводу. Знаешь?
– Кто ж не знает!? Н-но мертвы-ы-я!
Лошадки расстарались. Через минуту коляска летела, едва касаясь мостовой дутыми колесами. Сыщик стоял, широко расставив ноги, держался за плечи лихача и кричал в самое его ухо. Ветер свистел от быстрой скачки, резал щеки и уносил половину слов. Но и оставшихся хватило, чтобы сплести суровую нитку истории. Извозчик кивал, отрубая понятные отрезки и качал головой, если сюжет запутывался. Сыщик отматывал клубочек чуть назад и повторял, повторял…
Объехали Воробьевы горы, дышащие зеленой прохладой. Свернули у Мамоновой дачи и помчались на юг. Впереди берег реки Навекши, а немного погодя и домишки очаковские потянутся.
– Стой! Сто-о-ой! Осади коней!
– Тпру-у-у! – натянул поводья Быстряков. – Что стряслось?
– Не туда едем…
Мармеладов раздумчиво смотрел на удлиняющиеся к вечеру тени, ползущие вдоль дороги. Апраксин дерзкий самодур, но не отважится губить Анну на виду у толпы. В Очаково не повезет, заводские пленницу отобьют. Не сунется он и в имение – там крестьяне сердобольные. Шум поднимут. Да и старый князь вряд ли одобрит расправу над девушкой.
– Он на середине дороги место выберет. Неприметное со стороны, но с удобным подъездом, чтобы барышню – буде заартачится, – от кареты далеко не тащить.
– Известно мне такое. Широкий луг за холмом, а от проезжей дороги его закрывает густой ельник.
– Далеко это?
– Версты три с гаком.
Невидимый паровоз свистнул, оповещая всю округу о скором отправлении. В этом звуке слились протяжная тоска и хвастливый вызов.
– Эх, чугунный котел! Обгоним?
– Легко! Железяка неповоротливая, где ей тягаться с моими ласточками. Но! Но-о-о!
Через поле вилась утоптанная тропинка. Лошади пошли с трудом, но взяли разгон, и пролетка поехала быстрее, подскакивая на кочках и бухаясь в ямки. Позади не слышался, а скорее, чувствовался отдаленный рокот. Шотландское чудо техники набирало ход, забросив за плечо три вагона: дровяной, пассажирский и багажно-хозяйственный. Именно в таком порядке, поскольку его сиятельство пребывал в уверенности, что в середине меньше трясет. Могли обойтись и без дровяного, ведь паровоз системы Ферли оборудован встроенными угольными ящиками. Но один из богатейших людей империи во всем искал экономию – потому, собственно, и оставался в числе богатейших, – а леса вокруг дармовые, руби да в поленницу складывай. Эстетическая сторона вопроса тоже решается в пользу дерева. Черный, угрюмо-вонючий дым из трубы или белый да ароматный, как от баньки натопленной – вы какой выберете? То-то! К тому же и кочегар с машинистом не такие чумазые. А тяги вполне хватает – и на угле, и на березе. Разгоняться шибко не требуется, этого Апраксин-старший не одобрял. Лишь на пологом склоне, но в этом месте по-другому нельзя. Притормозишь резко, и вагоны повалятся на бок…
Поезд казался сыщику черной гусеницей на горизонте, но неуклонно увеличивался в размерах. «Двойной Ферли» нагонял.
– Скорее! Поторапливай, Ефимка!
– Ужо, барин. Чичас из-за холма выскочим.
Накатанная колея завивалась налево, а вправо уходила тропинка, точнее, слабый след от колесного обода. Через ельник недавно проезжали. Апраксин? Хорошо бы. Если сыщик неправильно угадал место, девушка обречена.
– Следок один, – свесился с облучка извозчик, разглядывая примятую траву. – Карета обратно не проезжала.
– У молодого князя болит рука, боец он паршивый. Кучер широк в плечах, но глуповат, судя по роже. Могли взять с собой двоих, на запятки. Справимся?
Лихач снял венский сюртук и повесил на столбец для подвязки откидной крыши. Достал из-под сиденья шипастый кастет, просунул пальцы. Сжал устрашающий кулак.
– Справимся, барин. Не сумлевайся.
Возникшая перед ними долина, заросшая лабазником и клевером, напоминала неудачную рукопись – ее перечеркивали две тонкие линии. Железная дорога без насыпи, да и зачем она на ровной луговине? Шпалы заросли травой. А в самом центре, на путях, черной кляксой распласталась барышня. Ноги, скрученные веревкой, притянуты к рельсу. Затылок прижат к другому рельсу, бездушная железка проходит ровно под шеей, напоминая ложе гильотины – только вместо косого ножа горло несчастной перережет громадное колесо. А чтобы удержать Анну в нужном положении, руки задраны над головой и привязаны к одинокой осине, растущей поблизости. Растянутая фигура напоминала…
– Пиковый туз, – прошептал сыщик.
В погоне за адептами двойной розы и во время бегства от них же, – сколь часто менялись роли! – он так и не разгадал смысл этого знака. Зачем убийца подбрасывала карту из глазетной колоды. А через пять минут тайну эту перемелют колеса бездушной махины.
Вместе с Крапоткиной.
– Ставь пролетку поперек.
– Чего?!
– Поперек железной дороги, балда!
Из-за пригорка доносилось негромкое пыхтение.
– В своем ли ты уме, барин?!
– Там, – Мармеладов спрыгнул на землю и замахал рукой. – Прямо у подножия!
– Он экипаж в щепки разнесет, а за него, между прочим, деньги уплочены. Немалые!
– Не переживай. Поднимется паровоз на холм, машинист заметит преграду. Затормозит.
Лихач почесал затылок под цилиндром и порысил в указанном направлении.
– Саврасок распряги, Ефим! Может, он и не остановится.
– А-а-а, нечистая сила!
Но сыщик уже думать забыл про коляску, поезд, Хлопова, Апраксина, баронессу, Митю и убитых фрейлин. Ломая ногти о жесткую бечеву, он пытался развязать узлы на запястьях пленницы. Не выходит! Слишком крепко затянуты, кисти девушки побелели без притока крови. Нет времени возиться. Мармеладов нащупал гвоздь в кармане. Веревка не сдавалась, но кое-как перепилил.
– Г-жа Крапоткина, очнитесь!
Он кричал, тормошил, дважды ударил по щеке – никакой реакции. Глаза открыты, а сознания нет. Приподнял, усадил, но Анна повалилась назад, как тряпичная кукла. Ничего, надо разрезать путы на ногах и убираться
