на адских чашечках в парке аттракционов, и моя голова врезается в окно. Меня мотает туда-сюда под звуки сминаемого металла и бьющегося стекла. В висок прилетает еще один удар, и мир вокруг чернеет.
Глава 39
Из беспамятства меня вырывает крик, и я прихожу в себя, не понимая, где нахожусь. Мой подбородок лежит на груди, и когда я пытаюсь его приподнять, шею и голову простреливает боль. Зажмуриваюсь, пытаясь отогнать пульсацию, бьющую прямо по черепу.
Раздается еще один крик, и я пытаюсь спрятаться от натиска этого звука и закрыть уши, но руки не следуют указаниям мозга. Я снова дергаю руками и понимаю, что они привязаны к чему-то за спиной. Двигаюсь на том, что, предположительно, является стулом, и обнаруживаю, что ноги тоже связаны.
На меня, словно приливная волна, накатывают адреналин и страх, когда я понимаю, насколько все плохо. Не знаю, притупляется ли боль или я просто с ней свыкаюсь, но мне удается оторвать голову от груди, и, несмотря на головокружение, я делаю попытку осмотреться.
Очередной крик заставляет меня дернуться, и я, проследив взглядом, вижу одного из парней, сидевших на заднем сиденье Эноха: теперь он привязан к стулу напротив меня. Парень зовет на помощь, что кажется нелогичным, учитывая ситуацию, в которой мы оказались.
– Заткнись, мать твою, – рычу я, и ко мне обращаются широко распахнутые, полные ужаса глаза. – Продолжишь кричать, и сюда придет тот, кто это сделал. Давай попробуем оттягивать этот момент как можно дольше. – Я безуспешно пытаюсь звучать более успокаивающе и менее резко.
Парень кивает и, к счастью, замолкает. Его испуганный взгляд порхает по помещению. Здесь прохладно и сыро. Влажность воздуха усиливает ощущение липкости на моей коже, и я, посмотрев вниз, обнаруживаю подсыхающую кровь, окрасившую в темно-красный серую майку. Осматриваю себя в поисках ран, но не вижу ничего критичного.
Земля под ногами – твердый грунт, а стены – старый серый бетон с расползающимися трещинами по углам. Все те, кто был в машине Эноха, сидят здесь, привязанные к стульям. Они растрепаны, в синяках, а у кого-то есть травмы посерьезнее.
Нас рассадили беспорядочным полукругом, и я не понимаю, так задумано или это простое совпадение. В комнату пробивается затухающий естественный свет, но я не вижу, откуда он падает. Пробую обернуться и проверить, не находится ли его источник позади меня, но невыносимая боль в шее и голове не позволяет ничего выяснить.
– Эй… – шепчу я тому пацану, который кричал.
Он поднимает голову, и я вижу, как сильно он пытается сдерживать панику. Улыбаюсь ему самой мягкой и успокаивающей улыбкой, на которую способна.
– Как тебя зовут?
Ему требуется секунда, чтобы осмыслить, что я спросила.
– Паркер, – шепчет он.
– Паркер, ты был в сознании, когда нас сюда принесли? – спрашиваю я в надежде, что он сможет рассказать, где мы находимся и кто, черт возьми, нас связал. Он мотает головой, и из его горла вырывается всхлип. Я еще раз ободряюще улыбаюсь. – Все хорошо. Да, это ужасно, но мы живы и вместе. Я вытащу нас отсюда, обещаю.
Не знаю, зачем даю обещание, которое могу не сдержать, но мне не хочется видеть этого парня таким испуганным.
– Я очнулся совсем недавно. Я кричал, но никто не пришел нас проверить, – тихо говорит Паркер, и я киваю.
Магия внутри кипит, тревожная и возбужденная, и мне приходится сдерживаться, чтобы не призвать руны и не освободить себя и всех остальных прямо сейчас. Вполне вероятно, у нас не так много возможностей сбежать, и мне стоит действовать с умом. Проявить терпение кажется лучшим шагом – для начала стоит дождаться, пока все остальные тоже придут в сознание, чтобы мне не пришлось никого нести, если мы будем с боем пробиваться наружу.
Энох стонет, и я вижу, как дергается его голова. Наблюдаю за тем, как к нему приходит осознание того, что он привязан к стулу. Энох вскидывает голову и вертит ею из стороны в сторону, осматриваясь. Наши глаза встречаются, и я замечаю, как в них странным образом проносится облегчение.
– Что происходит? – хрипло спрашивает он.
– Не знаю. Я сама не так давно очнулась.
– У тебя идет кровь, – сообщает он, а затем начинает бороться с веревками.
– Тихо! – шикаю я. – Нам не нужно, чтобы сюда кто-нибудь пришел.
Энох замирает, и я вижу на его лице беспомощную ярость. В углу что-то слегка шевелится, и я вскидываю голову в том направлении. Меня снова атакует боль, и я моментально жалею о том, что сделала резкое движение. И только сейчас я замечаю, что в углу что-то свисает с потолка.
Я щурюсь, пытаясь заставить глаза работать так, как они работали бы в обычной ситуации, без травмы головы, от последствий которой я сейчас страдаю. И ахаю, когда понимаю, что это подвешенный на крюк в потолке человек. Он истощен и весь в грязи, цвет его одежды и кожи сливается с серо-коричневыми стенами комнаты.
Энох следует за моим полным ужаса взглядом.
– Какого черта здесь происходит?
Словно в ответ на его вопрос в нише справа от меня раздается лязг, и по комнате эхом проносится скрежет металла по металлу. Открывается дверь, и через открывшийся проем замечаю лестницу – возможно, мы находимся в погребе или подвале. В сырое грязное помещение проходят семеро мужчин, и в моей голове вспыхивает искра узнавания.
Среди них – тот самый блондин из бара. Я внимательно смотрю на него, а он тем временем заходит внутрь и занимает место рядом с остальными. Если до этого у меня и были сомнения относительно того, кто нас похитил, то появление светловолосого «викинга» их развеяло. Черт!
– Открывай глазки, малышка Страж, – насмехается надо мной чей-то мягкий голос.
Я смотрю в сторону двери, и меня бьет под дых еще одно узнавание. В комнату заходит тот самый мужчина, про которого я подумала, что он с Ближнего Востока. Араб проводит тыльной стороной ладони по своей смуглой коже с проступившей щетиной и впивается в меня глазами. Он наблюдал за тем, как я дралась с Мудилой-Гигантом в Лас-Вегасе больше месяца назад. А ведь я чувствовала, что этот ублюдок придет за мной.
Его взгляд падает на мою залитую кровью футболку, и радужки цвета виски вспыхивают красным. Он делает глубокий вдох и сокращает расстояние между нами. Затем берет меня пальцем за подбородок и поднимает его до тех пор, пока мои глаза не встречаются с его. Я слегка морщусь от боли, а он пялится на меня.
