это такое. Возможно, ты сможешь пережить превращение моего отца во врага. — Я делаю шаг вперед и стучу пальцем по столу, как это делал он. Один раз. Дважды. — Но ты никогда не переживешь, если станешь моим.
Его глаза расширяются, а губы сжимаются.
Я допиваю остатки виски и с силой бью стаканом по столу.
— Мы договорились?
Он изучает мое лицо, обдумывая его в уме. Я не доверяю ему ни на йоту, но мне нужно, чтобы он снял гильотину с Сола, Брамс и ее подруги. Это единственный способ удержать их всех троих в Redwood.
Губы Миллера дрогнули в расчетливой улыбке. Он потирает руки.
— Я заинтригован, Кросс. Но я не могу просто взять и вернуться. Как я буду выглядеть, если откажусь от своего слова?
— Тогда не надо. Пусть истечет срок и протяни оливковую ветвь в последнюю минуту. Выйди из ситуации с видом спасителя, который боролся за то, чтобы они остались в школе, и используй это в своих интересах.
Его глаза вспыхивают от этой идеи. Когда он снова смотрит на меня, в его взгляде сквозит уважение.
— Моя дочь не была умна, чтобы рисковать всем ради вас, но я понимаю, почему она так поступила.
Я указываю на кристалл, в котором хранится остаток виски.
— Я вернусь за еще одним стаканом.
Его глаза не отрываются от меня, пока я проскальзываю через дверь его офиса и ухожу.
Я остаюсь в машине, когда возвращаюсь в Redwood Prep.
У Сола сейчас сеанс терапии, и я мог бы отвезти его прямо туда.
Кроме того, если я войду, то снова буду искать Брамс.
А потом я ляпну не подумав, попросив ее выйти за меня замуж, черт возьми.
Самое безумное, что... это не такая уж неприятная идея.
Она уже принадлежит мне.
Почему бы не надеть кандалы на ее запястья, чтобы она не могла никуда уйти?
Я провожу рукой по лицу и откидываю голову назад. Температура палит, и кажется, что мой кондиционер работает на полную мощность, лишь бы охладить меня.
Дверь открывается. Сол забирается внутрь, его рюкзак лежит на коленях, а на лице — нечитаемое выражение.
По дороге никто из нас ничего не говорит.
Меня все еще беспокоит его связь с Брамс. Бывают моменты, когда он смотрит на нее, и мне искренне хочется выколоть ему глаза.
Он мой чертов лучший друг. Как, черт возьми, я позволил девчонке ворваться и уничтожить нас?
Я поправляю пальцы на руле, решив отложить свои проблемы в сторону и сосредоточиться на общей картине.
— Спасибо, что подвез. — Говорит Сол, когда я останавливаюсь перед больницей.
— Сол.
Одна нога уже высунулась из машины, но он замирает.
Я смотрю прямо перед собой.
— Я разобрался с Миллером. С ним проблем не будет.
Пальцы Сола крепко сжимают рюкзак.
— Доверься мне и подожди. — Добавляю я, чувствуя необходимость сделать акцент.
В последнее время в его взгляде есть что-то такое, что заставляет меня напрячься.
— Я справлюсь.
Сол ничего не говорит в ответ. Он просто вылезает из машины и захлопывает дверь.
Я смотрю, как он заходит в здание, и мой пульс учащается. У меня очень плохое предчувствие, которое заставляет меня смотреть ему в спину еще долго после того, как я должен был уехать.
35.
ДАТЧ
В тот вечер я играю на гитаре, когда дверь моей спальни распахивается и ударяется о стену.
Финн вваливается внутрь, таща за собой Зейна. Мой близнец выглядит таким же жаждущим оказаться здесь, как я получить зубной канал.
— Что вы здесь делаете? — Рычу я.
Мои братья обычно оставляют меня в покое, когда я нахожусь в своем собственном пространстве.
— Прошло уже несколько дней после папиного ужина, а мы так и не поговорили об этом.
Я удивленно поднимаю глаза.
— Кроме того, мне надоело его хандрить. — Финн отпускает свою хватку на Зейне и смотрит на нас сузившимися глазами. — Давай сначала разберемся с самым большим дерьмом, а потом уже пойдем по нисходящей.
Зейн держит голову.
— Мы можем выплакать все свои кишки и раскрыть свои чувства в другой раз? В моем мозгу сидит крылатая обезьяна и, кажется, пытается проделать дыру в моем черепе.
Зейн перевернулся на спину на моей кровати, его конечности болтаются по сторонам. Его лицо выглядит особенно бледным. На нем вчерашняя рубашка, и от него воняет спиртным.
— Я с Зейном, — оглядываюсь я через плечо, — за исключением обезьян. Я не хочу делать это сейчас.
Финн не двигается ни на дюйм. Он стоит перед дверью, как надоедливый ублюдок, которым он и является.
— Мы не можем так просто опуститься ко дну.
— А кто сказал, что мы опустимся? — Рычу я.
Финн выпячивает подбородок в сторону Зейна.
— Этот парень каждое утро забирается в постель пьяным и полуголым.
— Может, мне нравится демонстрировать свое тело. — Хмыкает Зейн.
— А ты, — Финн показывает на меня, — продолжаешь бегать за Брамс, играть с ней в эти глупые игры, вместо того чтобы откровенно признаться в своих чувствах.
Я отворачиваюсь.
Финн качает головой.
— Есть только один папа и трое нас. Пока мы тут крутимся, мы все выглядим идиотами. Вам обоим нужно вылезти из своих чертовых голов, чтобы мы могли отомстить ему.
Зейн дуется на меня.
— Разве он, технически, не самый младший из нас? Почему мне кажется, что он вышел из утробы первым?
Я хмыкаю. — Может, и так.
Учитывая разницу во времени между Китаем и Америкой, это вполне возможно.
Финн подходит к мини-холодильнику в моей спальне. У нас у каждого своя выпивка, потому что наша домработница Мартина — неофициальный мамин шпион.
Мой брат достает бутылку воды и бросает ее Зейну, который ловит ее между локтями.
Финн впивается в меня взглядом. — Хочешь?
Я качаю головой и жду, пока он придвинет стул к кровати, прежде чем заговорить.
— Финн прав. Нельзя позволять отцу сеять хаос, не встречая отпора. Поэтому я и пошел сегодня к Миллеру.
— Миллеру?
Зейн выглядит заинтригованным.
— Я склонил его на нашу сторону, но сейчас это мало что значит. Проблема в том, что я не понимаю игру отца. Все, что он делает, не имеет смысла.
— Как насчет того, чтобы начать с очевидного?
