начало дробить рёбра. Пульс диким рёвом звучит в ушах.
Вика всё молчит.
— Что с Артёмом? — поворачиваюсь, вцепляясь мёртвой хваткой в плечи подруги, и начинаю трясти так, будто стараюсь душу из неё вытрясти. — Не молчи, Вика! Что с ним?!
Страх ледяными щупальцами расползается по всему телу. Стискивает органы до кровавых разрывов. Пробирается под кожу, вызывая озноб.
— Он забирает документы из академии. — отзывается глухо, стряхивая мои руки.
— Он был здесь?! Ты его видела?! — начинаю кричать, не заботясь о прохожих.
Меня трясёт, как в эпилептическом припадке. Руки безвольно свисают вдоль тела.
— Нет, Насть, успокойся. — слабая попытка. — Слышала, как декан говорил об этом Василию Георгиевичу. Подробностей я не знаю.
Ничего не отвечаю. Да и что я могу сказать? Достаточно уже наговорила.
Подхожу к окну и утыкаюсь лбом в холодное стекло. Крепко зажмуриваю глаза, но солёные капли всё равно стекают по щекам, словно кислота, оставляют выжженные дорожки. Так неожиданно ожившая за рёбрами мышца пропустила ещё пару натяжных ударов и снова заглохла.
"Забирает документы…"
Я больше никогда его не увижу. Не встречусь глазами со спокойным уверенным взглядом. Не словлю на его губах презрительную усмешку.
Со всем остальным я уже смирилась, но больше никогда не увидеть его, пусть даже издалека… Как существовать с этим? Как продолжать цепляться за жизнь?
Начинается пара. Заболоцкая берёт меня за локоть в попытке вернуть в реальность, но бесполезно. Я выпала из неё надолго.
— Иди на пару, Вик. Со мной всё нормально. Просто надо время… — всё, что удаётся выдавить.
Она не спорит и уходит.
— Всё будет хорошо! — выдаёт напоследок.
Хорошо? Больше никогда не будет хорошо. И даже нормально. Всё и так было плохо, а теперь стало дерьмовее некуда.
Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем мне удаётся остановить поток слёз и отлипнуть от стекла. Спотыкаясь, направляюсь в сторону расписания.
ОПЕРАТИВНАЯ РАБОТА. ТРЕТИЙ КУРС
Найдя необходимую информацию, тащусь в сторону нужной аудитории. Долго маяться не приходится, потому что минут через десять звенит звонок. Ищу глазами того, к кому пришла.
— Антон! — кричу, когда он быстрыми шагами проходит мимо. Бегу за ним на ватных ногах. — Арипов! Подожди!
Он останавливается и, повернувшись, простреливает меня таким взглядом, что я физически ощущаю дыру в голове.
— Чё тебе надо, Миронова? — выплёвывает со злостью.
— Правда, что Артём уходит из академии? — задаю вопрос севшим голосом.
— А тебе-то что? Тебе не похую? Ты свой выбор, блядь, сделала. Отъебись от него! — рычит, не скрывая презрения.
— Нет, не похую! Я хочу знать, что с ним! Это из-за меня он уходит? — перехожу на наполненный отчаянием крик.
И так боюсь услышать ответ, который и без того знаю.
— Да! Из-за тебя! Ты, грёбаная тварь, поигралась и бросила! А я его потом по кускам собирал! Ты, сука, сердце ему разбила! Предала так же, как и все остальные! Все вы, шлюхи, одинаковые. К жениху своему вали на хуй, а моего друга в покое оставь, блядь! — бросает в лицо обвинения и, резко крутанувшись, уходит. А я опять стою, не в силах даже заплакать.
"Ты, сука, сердце ему разбила!"
И я никогда себе этого не прощу. Буду толкать этот камень в гору, пока он меня не раздавит. Не размажет кровавой кашей из костей и внутренностей по всему склону. Одно дело знать, что причинила боль любимому человеку, и совсем другое услышать это от его друга.
Знаете, что такое Ад? Нет? А я знаю.
Это вернуться на мгновение с того света, чтобы тут же разлететься на тысячи осколков. И каждый из них отзывается резкой болью и кровоточит, продолжая хвататься за жизнь.
Срываюсь с места и лечу к Панамере. Выезжаю с территории парковки, оставив за собой облако пыли. Несусь непонятно куда, игнорируя светофоры и запрещающие знаки. Не понимаю, как удаётся обойтись без аварий.
Вылетаю за город и кладу стрелку. Мотор ревёт на повышенных, в то время как моё сердце раздирает на кровавые куски.
Паркуюсь у спортзала и прямо с порога, не переодеваясь, подскакиваю к груше, игнорируя защиту. Начинаю неистово её колотить, пока не остаётся сил. Падаю на пол и начинаю рыдать.
— Всё нормально?
— Помощь нужна?
— Может к медикам?
Раздаются вопросы завсегдатаев, но я в ответ только качаю головой. Смотрю на кровавое месиво, которое было моими руками и даже не чувствую боли.
Всё умерло.
Отрываю ослабевшее тело от пола и плетусь к выходу.
— Я это переживу. Переживу! — ору в ночное небо. — Или покончу с собой!
Глава 31
Раньше я думала, что свобода и есть счастье. Как же я ошибалась
Едва открываю входную дверь, как из гостиной выплывает мама.
— Ну, наконец-то вернулась. — счастливо щебечет, в то время как внутри меня завывает монстр. — Надо обсудить несколько вопросов по поводу свадь… Что с твоими руками? — визжит, когда замечает кровь и свисающие куски разорванной кожи.
— Херня. — бросаю спокойно, не заботясь о том, как это звучит.
— Тебе в больницу надо!
— Я же сказала — херня! — рявкаю бешено.
Внутреннего спокойствия как не бывало.
— Тогда завтра поговорим. — тухнет мама.
Она уже смирилась с моей резкостью и нежеланием участвовать ни в приготовлениях к свадьбе, ни в светской жизни, ни даже в домашних посиделках.
— Завтра мне ещё этого дерьма не хватало. Добей лучше сразу! — гаркаю в ответ.
— Ну, что с тобой происходит, Настя? — разводит руками.
— Действительно, а что? — ухмыляюсь, зеркаля её позу, развожу ладони в стороны.
Блин, неужели она реально не понимает? Они вынудили меня расстаться с любимым человеком и спрашивают, что происходит. После того, как я рыдала у неё на плече, загибаясь от разбитого сердца, она всё ещё не поняла?
— Мы тут во всю к твоей свадьбе готовимся. Ресторан, банкет, машину, цветы, декорации заказали. Осталось только согласовать меню и выбрать тебе свадебное платье. — перечисляет всё то, от чего мне хочется прыгнуть под колёса первой попавшейся машины.
— Мне НЕ нужно платье! — выталкиваю сквозь зубы.
— Как не нужно? А в чём же ты замуж выходить собралась?
— В саване!
— Хватит, Анастасия! — появляется в дверях отец. — Перестань себя так вести!
— Вы так ни черта и не поняли?! — срываюсь и начинаю истерично хохотать. — Вы меня не под венец отправляете! Вы меня хороните!
После того, что я узнала сегодня, внутри меня взорвался вулкан. Всё то, что я так долго и упорно топила под слоями бетона, вырвалось наружу.
— Прекрати! — гаркает отец.
Но поздно.
Слишком много всего. Много боли, страданий, одиночества, горя. Слишком для одного человека.
