Зеленскому, что «существует высокая опасность его физического уничтожения» (цитирую по «Украинской правде»). Зеленский внимательно выслушал доклад и пошел на следующую встречу.
В распоряжении украинской разведки оказались трофейные карты псковских десантников. На них было написано «Выдать 20 февраля», но «20» было перечеркнуто и написано «22». Обычно карты выдаются за два дня до наступления. Что его отсрочило? Только ли предупреждение американской разведки, которую решили таким образом уличить во лжи? Утром 23 февраля, желая подчеркнуть особую напряженность ситуации, Байден лично принял в Овальном кабинете Белого дома министра иностранных дел Украины Дмитрия Кулебу и посла Украины в США Оксану Маркарову. «Украинская правда», вспоминая ту встречу год спустя, писала: «Несмотря на обещание поддержки, это больше напоминало не подбадривание союзника, а встречу с онкобольным ребенком. В лице Кулебы Байден прощался со всей Украиной». Даже если так, прощаться с Украиной было рано. Совбез Украины меж тем перешел на круглосуточный режим работы. К 10 вечера 23 февраля Верховная Рада проголосовала за введение чрезвычайного положения. ВСУ в это время уже расконсервировало военные склады и готовило аэродромы.
В пять часов вечера 23 февраля состоялась встреча Зеленского с крупным бизнесом. Явились все богатейшие люди Украины: Геннадий Корбан, Борис Колесников, Ринат Ахметов (прилетевший из-за границы), Сергей Тигипко, Александр Фельдман, Владислава Молчанова, Максим Темченко. Олигархи, попросившие их не называть, делились впечатлениями с «Украинской правдой» и порталом «Олигарх». Основных впечатлений было три:
• Зеленский накануне вторжения верил, что ему удастся разрулить ситуацию;
• прямого контакта с Путиным не было, все попытки его установить ничего не дали, администрация президента просила о любом возможном посредничестве;
• Зеленский не просил ни о каких экстренных пожертвованиях (в отличие от времен первой волны ковида), но призвал олигархов не покидать страну и уберечь национальную валюту от резкого падения. Все в один голос поддержали его. Отмечено было, что он нервничал, но держался; лицо было нездоровое, как от долгой бессонницы. Информаторы сказали, что настроение у бизнеса тревожное: они оценивали ситуацию реальней, чем руководство, и не допускали мысли о компромиссе с Россией. Видимо, понимали, что России компромисс не нужен и даже опасен. «Почему-то они не верят, что будет что-то полномасштабное», — сказал один источник. Дело в том, что нормальному человеку до последнего было свойственно верить, что до войны не дойдет, — но нормальные люди в бизнес давно не идут, а идут готовые ко всему. Залужный, кстати, предупредил, что армия приведена в полную боевую готовность и достойно встретит любое развитие событий. Братья Суркисы — Игорь и Григорий, футбольные магнаты, сидевшие прямо напротив Зеленского, — шепотом сообщали соседям, что все начнется в четвертом часу утра, но вслух этого не сказали. Многие потом задним числом упрекали Буданова, что он не сказал о войне открытым текстом — «Мы б не разговоры разговаривали, а семьи вывозили». Буданов отвечал на эти упреки: прямо он ничего сказать не мог, но все дал понять недвусмысленно.
В девять вечера Зеленский удалился в кабинет, пригласив туда своего спичрайтера Юрия Костюка, Андрея Ермака и пресс-секретаря офиса президента Дарью Зари́вную. С ними он два часа готовил обращение к гражданам России на русском языке и в 11 вечера записал его:
Сегодня я инициировал телефонный разговор с президентом Российской Федерации. Результат — тишина. Хотя тишина должна быть на Донбассе. Поэтому сегодня я хочу обратиться ко всем гражданам России — не как президент, я обращаюсь к российским гражданам как гражданин Украины. Нас с вами разделяет более двух тысяч километров общей границы. Вдоль нее сегодня стоят ваши войска. Почти 200 тысяч солдат, тысячи боевых машин. Ваше руководство одобрило их шаг вперед — на территорию другой страны. И этот шаг может стать началом большой войны на европейском континенте. О том, что может произойти со дня на день, говорит весь мир. Причина может возникнуть в любой момент. Любая провокация, любая вспышка, которая может сжечь все. Вам говорят, что это пламя принесет освобождение народу Украины. Но украинский народ — свободный. Он помнит свое прошлое и сам строит свое будущее. Строит, а не разрушает.
Украина в ваших новостях и Украина в реальной жизни — это две совершено разные страны. Главное их отличие в том, что наша — настоящая.
Это наша земля, это наша история. За что вы будете воевать и с кем?! Народ Украины хочет мира! Власть Украины хочет мира. Хочет и делает. Делает все, что может. Мы не одни. Это правда. Украину в этом поддерживает множество стран. Почему? Да потому что речь не о мире любой ценой. Речь о мире и о принципах, о справедливости, о международном праве, о праве на самоопределение, о праве самим определять свое будущее, праве каждого общества на безопасность и праве каждого человека на жизнь без угроз. Это все важно для нас, это все важно для мира. Это тоже важно и для вас.
Нам не нужна война. Ни холодная, ни горячая, ни гибридная. Но если на нас будут наступать войска, если у нас попытаются отнять нашу страну, нашу свободу, наши жизни, жизни наших детей, мы будем защищаться. Не наступать — защищаться! Наступая, вы будете видеть наши лица, не наши спины, — наши лица.
Война — это большая беда. У этой беды большая цена — во всех смыслах этого слова.
Я знаю, что это мое обращение не покажут по российскому телевидению. Но граждане России должны его увидеть, они должны знать правду. А правда в том, что нужно остановиться. Пока не поздно. И если руководство России не хочет ради мира садиться за стол переговоров с нами. Возможно, оно сядет за стол с вами.
Хотят ли русские войны? Ответ зависит только от вас — граждан Российской Федерации».
Я застал времена, когда эту песню — «Хотят ли русские войны», Колмановский на стихи Евтушенко, — учили в школах. На нее сочиняли пародии — «Котятки русские больны». Евтушенко, когда ее писал, мог быть совершенно уверен: русские войны не хотят: осень 1961 года, вторая оттепель (после первой — 1956–58), он только что вернулся из первой поездки по Америке, где все ему задавали этот вопрос. И Бернес, когда ее записывал весной 1962-го, верил: не хотят. И те, кто раздавал эту пластинку — еще на 78 оборотов — делегатам Всемирного московского конгресса за мир и разоружение 9 июля 1962 года, тоже верили. И все мы верили,
