Уже по пути назад, как и предсказывал Паскаль, я получил еще сотню флоринов за найденное в лесу лошалуа украшение…
В общем, расстались мы с моими бывшими людьми неожиданно сердечно, но нельзя было не признать, что заработал я на своем коротком лейтенанстве — не особо, чтоб хорошо.
Нет, если вспомнить мое беспокойство о хлебе насущном четыре с половиной месяца назад — в начале февраля — когда было и в самом деле непонятно, что мы с наставником есть станем, то доход получался не таким уж и плохим.
Однако разбалованный тоже не сказать чтобы очень долгим походом с Вальдемаром, честно сказать — я рассчитывал с помощью толпы стрелков заработать — куда как больше. И это была одна из причин, почему в воскресенье я отправился во дворец в несколько неоднозначных чувствах…
А там мен еще и на службу почему-то не пригласили. При этом спросить, отчего так вышло, спросить было не у кого, и почти два часа ожидания не прибавили мне уверенности в себе.
— Господин лейтенант, Его Милость ждет Вас! — сообщил выглянувший придворный, судя по возрасту и напряду — один из герцогских пажей — и поманил за собой.
«…Слава Богу, наконец-то это ожидание закончилось…» — глубоко выдохнув, я последовал за вестником.
* * *
В этой части дворца прежде бывать не приходилось, и принесенные собой из XXIвека ожидания несколько портили впечатления. Все вокруг было, конечно, не настолько «дорого-богато», как изначально представлялось, но обшитые дубом панели и многочисленные гобелены на стенах все-таки выглядели вполне…весомо, что ли.
Мы неторопливо преодолели вместе с проводником пару коротких коридоров и несколько смежных комнат с вооруженными людьми. И вот распахнулись очередные двустворчатые двери под потолок, и я оказался в огромном зале.
— Шевалье Теодорих дю Ромпар, лейтенанта стрелков в Сент-Апполинарской наемной роте Его Светлости! — донеслось откуда-то сзади, едва мы вошли.
Зал был переполнен шумной толпой богато разодетых людей, большая часть которых выглядела, как очень влиятельные дворяне. Среди них явно были и люди не титулованные, но к доверенным слугам герцога все эти сословные ограничения применялись не так строго, как обычным горожанам, поэтому и они тоже совсем не выглядели оборванцами.
Кстати, в отличие от киношных штампов, женщин вокруг было куда меньше, чем мужчин. Расфуфырены они были изрядно, но никаких глубоких вырезов, пусть свои формы дамы и пытались всячески подчеркнуть.
В какой-то момент я поймал себя на мысли, что пытаюсь все-таки заглянуть за корсаж.
«…Вот ведь, чудило! Не хватало только с кем-нибудь поссориться…» — мысленно одернул я себя, хотя подозреваю, что смысла в этом особого не было. Малоизвестный юноша с таким же незначительным именем не вызвал особого интереса у собравшихся.
Проход через центр зала не был как-то строго очерчен.
Народ вроде и старался на нем не толпиться, но из-за местного многолюдства и постоянных перемещений, в пути мне не было даже видно, на месте ли герцог. Еще и проводник постоянно петлял между гостями, поэтому только когда до тронного возвышения осталось не больше метров двадцати, я, наконец-то, смог рассмотреть, что здешний хозяин все-таки на месте.
В этот момент тот с интересом слушал какого-то немолодого мужчину. Возможно купца или очень состоятельного буржуа.
— Ваша Светлость, шевалье дю Ромпар, прибыл с докладом о положении на северной границе… — доложил герцогский паж неожиданно высоким голосом.
Сообщение тут же привлекло всеобщее внимание, потому что какая-то особая волна тишины тут же разошлась от нас в сторону выхода, и еще через мгновение в огромном зале не осталось и следа недавней расслабленности.
«…С каким еще докладом⁈ — обалдел я. — Черт вас всех побери, но мне же никто ничего такого не поручал…»
Паника так и плескалась внутри, но надеюсь, мне все-таки удалось не выпустить ее на всеобщее обозрение.
— О, ну наконец-то! — как-то нарочито обрадовался герцог, и морщины на его одутловатом лице собрались в маску доброго дедушки. — Юноша, а не Вы ли совсем недавно отличились при защите нашей тамошней крепости?
— Вполне возможно, Ваша Светлость! — как можно нейтральнее отозвался я.
— Неужто наш герой не знает, совершал ли он подвиг? — достаточно искренне улыбнулся хозяин, и его придворные с готовность отозвались на иронию смехом.
— В Сен-Пьер я провел меньше трех недель и за это время никакое Зло даже не приближалось к его стенам, монсеньер.
— Маркиз, — глянул герцог куда-то вправо от меня, — не Вы ли докладывали, что не меньше трех тысяч зеленокожих, шедших к крепости, вырезаны маленьким отрядом этого юноши?
— Так и есть, Ваша Светлость! Наши друзья во Фландрии уверяют, что демон Орн остался без армии. Все силы, что он смог накопить, именно вот этот юноша пустил по ветру, — поклонился немолодой дворянин с огромным золотым ключом на поясе и тонкими, недобрыми губами.
«…О, судя по всему, это и есть камергер Бургундии и по совместительству — покровитель де Шатонёфа. Ну, спасибо, конечно…»
— Вот, господин лейтенант! Сам маркиз де Кортиамбль утверждает, что Вы и в самом деле герой, а уж он не замечен в излишней легкости суждений. Как же я могу ему не верить? — не без скрытого ехидства поинтересовался герцог.
— Уверяю, Ваша Светлость, я не стал бы подвергать сомнению вообще ничьи высокие оценки собственной персоны, а уж слова камергера — для меня и вовсе неопровержимы…
Переждав смешки придворных, герцог уточнил:
—…но?
— Простите, Ваша Светлость, я не уверен, что правильно понял Ваш вопрос…
— Мне отчего-то показалось, что в Вашей речи, шевалье, где-то скрыто вот это самое «но». Или мне показалось?
— Не могу не отдать должное Вашей проницательности, монсеньер. Просто если бы вопрос был: считаю ли я сам себя героем, то чтоб ответить на него, мне не нужно было даже ехать в Шампань и биться там с огромной ордой зеленокожих. Но Вы спросили «отличился ли я при защите крепости?» И вот на этот вопрос я сам, к сожалению, не могу дать уверенного ответа. Многое из случившегося, к сожалению, знаю лишь с чужих слов…
— Приятно встретить в юноше Вашего возраста столь мудрую сдержанность в оценках, — улыбнулся герцог. — Однако получается, что победа на благо Бургундии все-таки была, и думаю, наградить ее лишь добрыми словами было бы крайне несправедливо. Казначей, выдайте-ка юноше…пятьсот флоринов!
Придворные тут же принялись соревноваться в восхвалении щедрости своего суверена. Крики звучали все время, пока один из гвардейцев переносил награду от казначея ко мне. Судя по тому, что золото уже было отсчитано, ни о какой спонтанности речь ни шла, но было все равно чертовски приятно.
Я с удовольствием отвесил герцогу благодарный поклон, даже не пытаясь перекричать толпу.
