смотрит туда, кажется, что свет трепещет, но Юэль не уверен в этом. Нина прикладывает пропуск, и они вместе заходят в коридор Г.
Здесь сейчас зловеще тихо. Совсем иначе, чем в дневное время. Юэль смотрит на люминесцентные лампы. Они горят, не мигая.
– Давай сначала поговорим, – предлагает Нина и проходит в комнату для персонала.
Они садятся, и Нина, не спрашивая, ставит перед Юэлем чашку кофе. Он берет ее, хотя в кофеине не нуждается.
– Смотри. – Нина достает из кармана сложенный кусок бумаги. – Вот о чем я говорила.
Когда она разворачивает бумажку, Юэль видит, что это тетрадная страница. Нина ее аккуратно вырвала. Страница полностью исписана. На полях слева подчеркнуты даты и некоторые указания на время. Когда видишь это, все кажется более реальным, несмотря на то что остается непостижимым.
Мама заразила и других стариков в «Соснах». И Лиллемур, и Анна боялись того нового, что здесь появилось. Здесь, у них дома.
– Это я виноват, что они мертвы, – говорит Юэль. – Это я привез ее сюда.
– Откуда тебе было знать? И старушки могли умереть от естественных причин. Они были очень пожилыми женщинами, которые…
– Но ты же так не думаешь, да? Потому что и я не думаю.
Нина долго смотрит на Юэля.
– Нет, – в конце концов произносит она. – Анна и Лиллемур раскусили его.
– Оно уже знает, что и мы его раскусили, – добавляет Юэль.
Его собственные слова оседают в теле. Возникает чувство, что его сейчас вырвет.
– Мы все еще можем отказаться от этой идеи, – говорит Нина. – Мы же даже не знаем, что можем сделать.
Юэль смотрит на глубокие круги у нее под глазами. Видимо, она тоже почти не спала.
– Ты хочешь отказаться? – спрашивает он.
Нина опускает глаза:
– Нет. Я не могу бросить стариков. Особенно Монику. Мы должны выяснить, чего оно хочет. Должен же быть хоть какой-то ответ на этот вопрос.
– Разве? Может, оно просто так развлекается.
Нина пытается улыбнуться:
– Мне все равно слишком поздно давать задний ход. Я не собиралась об этом рассказывать, но оно… оно было у меня дома сегодня утром. Я видела тень.
Юэль сотрясается от рвотных позывов. Отставляет чашку с кофе:
– Она была и у меня сегодня ночью.
Нина и Юэль смотрят друг на друга.
– Если она пытается нас напугать, значит, сама нас тоже боится, – говорит Нина. – И хочет нас ослабить.
Юэль кивает. Хотел бы он в это верить.
Он встает. Ноги трясутся, покалывает в кончиках пальцев.
– Если она в состоянии залезать к нам в головы, больше нет смысла это обсуждать, – говорит Юэль. – Чем больше мы стараемся подготовиться, тем лучше для нее. Так ведь?
Нина тоже встает. Кладет теплую руку Юэлю на плечо:
– Ты готов?
Он не отвечает. Да ответ и не нужен.
Никто из них не готов, но они никогда и не будут готовы.
Они выходят в коридор. Лампы звенят, и когда Юэль смотрит на потолок, свет мерцает.
– Пошел к черту!
В голове Юэля эти слова отдаются гулким эхом. Он знает, что нечто, следующее за ними в квартиру Г6, тоже это слышит.
Одна дверь в коридоре приоткрывается, как раз когда они проходят мимо. Что-то двигается в темноте внутри. Можно разглядеть белые пряди волос и молочного цвета глаза. Маленькая рука судорожно держится за ручку двери с внутренней стороны.
– Добрый день. – Дверь открывается шире. – Меня зовут Эдит Андерссон, я секретарь директора Пальма. – Здравствуйте, Эдит, – говорит Нина. – Ночь на дворе, лучше вам снова лечь в постель.
Юэль смотрит на Нину. У нее такой спокойный голос. Профессиональный. Возможно, после стольких лет в «Соснах» это получается автоматически.
Эдит Андерссон, запинаясь, выходит в коридор. Держится за дверную ручку. Между пуговицами с задней стороны ночной рубашки мелькает согбенная спина. Бледная кожа, пигментные пятна.
– Добрый день. Меня зовут Эдит Андерссон, я секретарь директора Пальма.
Нина наклоняется и берет старушку под руку, дружелюбно, но решительно:
– А теперь мы пойдем спать.
Эдит мотает головой.
– Добрый день, – повторяет она, уставившись на Юэля. – Меня зовут Эдит Андерссон, я секретарь директора Пальма, а вы должны немедленно прекратить, пока он не получит желаемого.
У Нины захватило дух. Она застыла на месте. Юэль с трудом осмеливается дышать.
– Что вы сказали, Эдит?
Эдит моргает. Смотрит на лампы. Потом на Юэля.
– Добрый день. Меня зовут Эдит Андерссон, я секретарь директора Пальма.
– Эдит, – говорит Нина. – Эдит, вы что-то знаете о…
– Добрый день. Меня зовут Эдит Андерссон, я секретарь директора Пальма.
Юэль остается стоять в коридоре, пока Нина ведет старушку назад в квартиру Г3. Он смотрит на ламинат на полу, свет вокруг мигает. Он пытается не думать, тени ли он видит краем глаза. Поднимает глаза, только когда Нина снова выходит в коридор.
Они идут дальше в квартиру Г6. Останавливаются у двери. Слышится потрескивание ламп, дыхание Нины. Кровь стучит в ушах, шум усиливается и ослабевает слишком быстро.
В конце концов дверь открывает Нина.
В квартире ледяной холод. Только ночник включен. Он отбрасывает резкие тени на мамино лицо. Глаза ее настолько запали, что почти не видны.
– Наконец-то, – говорит она. – Ну что, пора?
Нина
Так холодно, что странно, что, выдыхая, она не видит пар. Но, возможно, холодно не в комнате. Возможно, дело в ней самой. Страх – это иней, который расползается под кожей.
Нина смотрит на исхудавшее тело в постели. Шелушащиеся губы. Безжизненно свисающие волосы. То, что вселилось в Монику, – паразит, высосавший из нее все силы, истощивший ее плоть, и теперь остался только скелет, обтянутый обвисшей кожей.
– Мы хотим поговорить с Моникой, – говорит Нина. Юэль тяжело опускается в кресло. Он бледен, держит руки в карманах джинсов, чтобы скрыть, что они трясутся.
– Мама, – начинает он. – Если ты нас слышишь…
Существо в постели издает притворный кудахтающий смешок.
– Ее здесь больше нет. Наконец-то я от нее избавился.
– Я тебе не верю, – говорит Юэль. – Она просила о помощи.
– Это было до того, как я стал сильнее. Эта сука в конце концов сдалась. Теперь остались только я и мать Нины.
– Моя мама тут ни при чем.
Нина неотрывно смотрит в чужие глаза. И что-то в лице на подушке меняется.
– Нет, ну конечно же ты это поняла. Но разве это важно, Нина? Она же до сих пор тебе является, ведь так?
Ты знаешь, что сделала. Как думаешь, что на это скажет Юэль, если узнает?
Голос понижается, словно на кассете, которую проигрывают
