редко пересекал порог своих «владений» для выхода наружу. Но оказываясь на улице, ему часто, с желанием услышать геройскую историю о превозмогании, задавали вопрос о том, как же удалось победить грозного противника и выбраться живым. Старик отмалчивался, лишь единожды рассказал. Из того исключения выяснились некоторые подробности: в решающий миг, солдат с бледной бородой лежал в грязи, обнимаясь со жгучей болью, пока нависшая над ним груда мяса убивала своим смехом всякую надежду на выживание. По словам рассказчика, паршивый гогот был громким, давящим, но он прекратился, когда стая чёрных птиц закружилась спиралью над ними, предвкушая скорую трапезу. Последнее воспоминание выжившего хранили в себе смутные очертания гаврана, угольная клювокрылка приземлилась рядом, посмеялась и гортанно выдала одно слово: «Хор». Разумеется, ему не поверили. Слышавшие откровение не могли представить тёмную сущность из Обратной башни в роли спасителя. Правда, ни один любопытствующий не подавал вида своих сомнений, потому что знали о суеверных причудах, которые могут возникнуть перед лицом гибели; тем более при подобной травме и не такое может привидеться.
Помогая нянюшке с покупками продуктов для покорения новых вкусовых вершин, Микгриб наведался в приют. Над входом двухэтажной постройки с обшарпанным фасадом весела табличка с надписью «Косвиш». Некоторые поговаривали, имя для этого дома подсказала спелая вишня, а точнее её косточка. Никто не понимал, что именно это значит, однако нашлось весьма правдоподобное объяснение. Якобы самая первая хозяйка, видящая в детях смысл жизнь, в своё время подавилась вишней, выплюнула ядрышко, и с первым глубоким вздохом на неё снизошло озарение — Косвиш. После чего в спешке выбежала из мансарды, чтобы вырезать слово на ореховой дощечке.
Нянюшка возилась на кухне. Пчёлкой летала от корзины с запасами до стола и обратно. Нарезая лук для обеденной похлёбки, мягким голосом поблагодарила:
— Спасибо за помощь ещё раз. А то иногда рук… совсем не хватает. За всеми уследи да приготовь.
— Не стоит благодарности, — кинул Микгриб.
Он с необъяснимым интересом рассматривал принесенный им мешок с картофелем, изредка поглядывая на собеседницу в чепце с одинарными рюшами.
— Ну как же? Вы служите самому Бургомистру — у вас, должно быть, много дел. А вы здесь, помогаете нам.
— Мы все служим Государству Вентраль и его людям. Глава ведёт нас по этому пути. Так что я исполняю свой долг, когда оказываю вам скромную помощь.
— Понятно. А я уже подумала, у вас есть какой-то интерес. Но ладно, всё равно не смогла бы ответить взаимностью. Ведь… всё моё внимание принадлежит этим прожорливым сорванцам. Я нужна здесь.
— Звучит так, будто вы раскрыли свои желания, — с улыбкой подметил Микгриб. Ему казалось, видит её насквозь. — Осторожнее, может случиться такое, что начнёте ненавидеть их. Никто не любит преграды, никто не любит, когда мешают жить. По крайней мере, так говорят.
— Будет вам! Так говорят какие-то неправильные люди. Злобные. Кстати о злобных, вы тоже выгоняли министерских пьяниц из библиотеки? А то я помню ту ночь. Страшные были звуки.
Мысли в голове закружились в хороводе. Размышления о пепельном успокоительном не давали покоя.
— Было дело. Только вот…там были сектанты, Астрологи. Кстати, помните то самое дело, которое раскрыл Деран? Так вот в библиотеке обнаружил кое-что интересное. Появление того сборища людоедов… за ним стояли… именно звездочёты. Так что мы вырвали корень подчистую.
— А я слышала истории о вашем отце. Он гордился бы вами, — с грустью озвучила рыжеволосая. — Кончина такого смелого и честного человека — утрата для всех оренктонцев. Да что уж там — для всего Оринга. И спасибо лично от меня. Теперь-то будет поспокойнее. А то одна мысль о тех извергах лишала сна.
— Ага, онудавился бы от зависти.
— Что простите? Я не расслышала. Посуда такая звонкая.
Постарался побыстрее сменить тему.
— Всегда пожалуйста. А как твои подопечные проводят свободное время? Как развлекаются?
— А, ну… матушка Бетси захаживает. Веселит детей чудесными историями. Она, словно делится с ними какой-то особенной мудростью. Понимаете? Признаюсь, и мне кое-что достаётся. Её рецепты, они просто шикарны и в тоже время просты. Она могла бы открыть свою гостиницу. Но не хочет. Говорит, мол: «Возраст не торт. Да и соперничать с Иввушкой не хочу». Или…как там её зовут… — рассказа нянюшка. — Хотите ломтик хлеба с маслом и сыром?
— Не откажусь, — медленно проговорил Микгриб. — А давно она заходила в последний раз?
— Дайте подумать. Вроде это был тот день перед тем, как свисты летали вокруг библиотеки. С тех пор не заходила. Думаю, на днях зайдёт. Она точно не может жить без своего платка и сирот.
— То есть она умрёт, если потеряет свой платок из козьего пуха?
— Я не в этом смысле. О, да вы шутите! Сразу и не поняла, каюсь. Такой вид у вас серьёзный был. А откуда знаете про козий пух, вы знаете её?
— Просто угадал, — ответил Микгриб.
Слукавил мечтающий возглавить орден. Разбирая вещевую гору в подвале книгохранилища, был обнаружен платок, а Хидунг сразу определил, кому он принадлежал. Не нужно быть столичным Знатоком, чтобы догадаться о судьбе старушки.
— Поразительная интуиция. Или вы колдун? Вот, видите…а мне плохо даётся шутить.
— Вполне неплохо. Есть куда расти.
— Похвала от такого человека, как вы, значит многое. Теперь хотя бы понимаю, что не всё потеряно. Быть может, когда-нибудь проеду по всем провинциям и заработаю кучу золота за свои шутки. Что-то меня понесло… Расскажите лучше о себе, а то моя жизнь не такая интересная. Вы сейчас занимаетесь обучением или собираетесь в поля? Опасно это…быть нынче вермундом.
— Я веду расследование высшей значимости. Не могу рассказать подробнее. Это тайна. Да и уверяю тебя, лучше не знать о том, чем занимаются вермунды. Это совсем другой мир. Увидев его, можно навсегда утратить спокойствие и видеть опасности повсюду. А я не хочу проделывать такое с тобой. Потому давай о чём-нибудь приземлённом, но при этом не менее важном. Например, кто ещё помогает тебе, какая добрая душа заботиться о сиротах? Надеюсь, не вечно злобные старики, которые только и ищут повода, чтобы начать брызгать слюной?
Нянюшка почти околдовалась услышанным. Столько благородства. Но какого-то странного благородства. Оно смердело плесенью. Нет, не как сыр.
— Будет вам, далеко не все такие, — вежливо возразила она. — Вот давеча Клив заходил. То есть… заезжал…или прикатывался? Не уверена как правильно. Так вот он не злобен и не брызгает слюной. Он по-настоящему заботится о детях. При этом бодр, вежлив и много смеётся. «Головастикам» (так она любя назвала воспитанников) нравится, когда катает их на своём кресле.
— Мы точно про одного
