с парой яиц по-шотландски.
— Ужин подан, — провозглашает он и бросает кушанье мне на колени.
— Спасибо.
Его рука снова ныряет в пакет и извлекает оттуда огромную сосиску в тесте. А потом еще одну. И еще.
— А мы неравнодушны к сосискам в тесте, как я посмотрю!
Мой единственный порок. Ну, кроме алкоголя, женщин легкого поведения, сигарет и…
— Ладно-ладно, я поняла.
Мы оба умолкаем и набрасываемся на нездоровую еду. Голод быстро сменяется сытостью.
По окончании трапезы снова отправляемся в путь. Остается последний рывок.
Пока «фиат» катит по магистрали, мои мысли обращаются к проблеме конвертирования нашего золота в звонкую монету. До этого я всерьез о ней и не задумывалась — как из опасения искушать судьбу, так и из неверия, что мы вообще отыщем слиток.
— Клемент, я тут подумала, а как нам продать золото?
— Ты о чем?
— Да о месте, где можно продать целый слиток золота, скажем так, сомнительного происхождения.
— В мое-то время нам только и нужно было бы, что предложить слиток местному барыге, а уж он нашел бы покупателя.
— Барыга? Это вроде посредника?
— Более-менее. Если нужно сбыть нелегальное барахло, его несут барыге со всеми необходимыми связями.
— Как мне представляется, в нашем случае это не вариант?
— Не-а.
— А что же тогда делать?
— Даже не знаю. Люди, с которыми я раньше работал, наверняка давно уж померли. Я думал, у тебя самой есть какие-то идеи.
— Вы вправду считали, что мне известны места, где можно продать украденный слиток? Клемент, я заведую книжным магазином, а не преступным синдикатом.
— Тогда «план Б».
— Что за «план Б»?
— Ломбарды, надеюсь, еще существуют?
— Разумеется.
— Значит, с них и начнем. На десять ломбардов обязательно да найдется один, в котором не откажутся взять краденое. При условии, что деньги верные.
— И как же нам вычислить этот один из десяти ломбардов?
— Сочиним байку, как к нам попал слиток, и поспрашиваем.
— Что, так просто?
— Деньги решают все, пупсик. И с перспективой приличной прибыли интерес точно появится.
— А байку-то зачем сочинять?
— Да потому что правду говорить нельзя. Это же очевидно, пупсик. Слишком много вопросов возникнет.
Вообще-то, задавать следующий вопрос не стоит, поскольку ответ мне прекрасно известен, но я все равно его задаю:
— И какую байку будем рассказывать?
Клемент со стоном закатывает глаза.
— Господи, пупсик, ну сочини что-нибудь сама!
— Хм, мне нужно подумать.
У меня рождается несколько сценариев, один нелепее другого.
— Только шибко не мудри, пупсик, — советует Клемент, заметив мой растерянный вид. — Просто возьми реальную ситуацию и переиначь ее.
— Что вы имеете в виду?
— Если собираешься кому-нибудь втирать очки, держись как можно ближе к правде.
— И что это даст? — огрызаюсь я.
— Смотри, тебе только и нужно, что взять правду — ты нашла слиток на станции подземки — и изменить место на другое, тебе известное.
— Ладно. Допустим, мой дом?
— Прекрасно. И где в твоем доме могли спрятать слиток? Там, куда ты никогда не заглядываешь?
И внезапно меня озаряет:
— Под половицами!
— Вот видишь! И совсем не трудно, правда? Итак, ты нашла золото в своем доме под половицами. Если хочешь добавить убедительности своей байке, задайся вопросом, какого черта тебе понадобилось совать нос под половицы. Например, у тебя потекла труба или что-нибудь в таком духе. Ты всего лишь приподняла доску — а там лежит себе слиточек и смотрит на тебя.
Озарение теперь сверкает столь ярко, что я едва ли не ощущаю, как мой мозг шкворчит вдохновением.
— Просто гениально, Клемент! — воркую я.
— Во-во. Думаю, именно так всякие там романы и сочиняются. Книг я прочел не так уж много, но все они были лишь чьей-то переиначенной правдой.
— И какие же книги вы прочли?
— Да говорю, немного. «Скотный двор» читал, когда она только вышла.
— В 1945-м? — фыркаю я.
— Ага, — небрежно подтверждает Клемент. — Ее сюжет ведь основан на революции в России, да?
— Совершенно верно. Хм, впечатлена, Клемент.
— Да брось. В общем, суть в том, что Оруэлл просто взял правду и состряпал из нее сказку — политический переворот, только вместо чокнутых русских животные на ферме.
— А какие еще книги вы читали?
— Хорошо помню только «Казино “Рояль”».
— Ян Флеминг. Это его первый роман о Джеймсе Бонде.
— Точно. А ты знала, что Флеминг служил в военно-морской разведке?
— Конечно.
— Это еще один пример. Он придумал такого вот лощеного шпиона-повесу и отправил его в те же приключения, которые, возможно, пережил и сам. Разумеется, как следует сдобрил романтикой, но основная суть истории основана на правде Флеминга.
Клемент опускает спинку кресла и, подавив зевок, продолжает:
— Вот и получается, пупсик, что при вранье имеет смысл держаться правды. И выдумывать меньше, и звучит гораздо убедительнее.
— Да, я поняла.
Донеся до меня сию мудрость, Клемент отдается объятьям Морфея.
Пока он дрыхнет, мой ум деловито гудит за приложением освоенного метода к сюжету восемнадцатого романа. Один за другим я разгребаю завалы. Сама по себе история по-прежнему не ахти, но, по крайней мере, мне ясно, куда двигаться. А на самом выезде с магистрали на меня нисходит своего рода откровение: восемнадцатый роман пока может полежать на полке, потому что у меня появляется замечательная идея для девятнадцатого.
И когда моя эпопея завершится, я начну писать его и во что бы то ни стало закончу.
33
Я просыпаюсь под стук дождя по стеклу и завывание ветра сквозь щели в деревянной раме.
Уже в самом начале поисков жилья, еще со Стюартом, я определилась, что наш новый дом должен быть с душой. Мне хотелось обязательно настоящий дом, с историей, не перестроенный. Своего я добилась, вот только за это приходится расплачиваться до сих пор.
На раздвижные окна любо-дорого смотреть, но открывать их занятие довольно утомительное, к тому же они требуют частой покраски и оставляют желать лучшего по части теплоизоляции. И в такое утро, как сегодня, начинаешь мечтать о стеклопакетах.
Когда разживусь деньгами, пожалуй, подумаю о подобном компромиссе.
Усаживаюсь в постели и потягиваюсь. Понедельничным утром ровно неделю назад я проснулась рядышком со своим женишком, в блаженном неведении о предстоящем шквале неприятностей.
Теперь же в моем доме другой мужчина и, надеюсь, спокойные дни впереди. Однако сначала предстоит небольшая операция по сбыту вновь приобретенного актива.
Я накидываю халат и направляюсь в ванную.
Принимаю душ и одеваюсь, тем временем Клемент пробуждается и топочет в гостевой спальне.
Он предстает передо мной, облаченный лишь в продукт текстильной промышленности, что для Карла оказался чересчур большого размера. Клементу, разумеется,