– Я очень тебе сочувствую, – пробормотала она.
Сара грубо хохотнула:
– Да ничего ты не сочувствуешь! Если б ты и впрямь сочувствовала, то согласилась бы, что это не жизнь.
– Я и так это прекрасно знаю.
– Неужели? Тогда почему делаешь вид, что все у тебя распрекрасно? Разве такой жизни ты желаешь себе? А тем более своим дочкам?
– Конечно нет. Но я боюсь.
– Чего?
– Много чего. – На глазах у Исры выступили слезы. – Адама, Фариды… себя самой.
– Себя самой? Это еще почему?
– Я не могу внятно объяснить. Может быть, я слишком много читаю. Но иногда мне кажется, что со мной что-то не так.
– В каком смысле? – Сара уставилась на Исру, и на лице ее явственно проступила тревога.
Исра отвернулась – иначе не смогла бы продолжать.
– Трудно описать это словами так, чтобы ты не приняла меня за сумасшедшую, – проговорила она. – Каждое утро я просыпаюсь и чувствую такое отчаяние… Мне не хочется вставать, не хочется ни с кем разговаривать, не хочется видеть даже собственных дочерей – и чтобы они видели меня. Но потом я думаю: если прогнать эти тоскливые мысли, если просто встать, заправить постель, насыпать в тарелку хлопьев и заварить ибрик чаю – все наладится. Но ничего не налаживается, и иногда я… – Она запнулась.
– Иногда ты что?
– Ничего, – соврала Исра. Она покосилась в сторону, пытаясь собраться с мыслями. – Я просто… как бы это сказать… я постоянно переживаю. В этом корень всех бед. Переживаю, что мои дочери будут ненавидеть меня, когда вырастут, как ты ненавидишь Фариду. Переживаю, что в конце концов начну тиранить их так же, как она тебя.
– Но ведь ты не обязана так поступать, – сказала Сара. – В твоей власти дать им лучшую жизнь.
Исра покачала головой. Если бы она могла открыть Саре правду! Сколько бы она себя за это ни корила, в глубине души она недолюбливала дочерей за то, что они девочки, – даже взглянуть на них без брезгливости не могла. Исра могла бы сказать в свое оправдание, что эта брезгливость перешла ей от поколений предков и прививалась еще в утробе матери, что она не может выкорчевать ее из себя, как бы ни старалась. Но сказала только:
– Все не так просто.
– Что-то ты заговорила, как моя мать, – покачала головой Сара. – По-моему, все очень даже просто. Дай дочерям возможность самостоятельно решать свою судьбу – только и всего. Вот скажи – разве мать не должна желать дочери счастья? Тогда почему моя мать меня только мучает?
Исра почувствовала, как к глазам подступают слезы, но постаралась сдержать их.
– Вряд ли Фариде нравится тебя мучить. Конечно, она хочет, чтобы ты была счастлива. Но счастье понимает именно так. Она ведь никогда и не видела ничего другого…
– Это не оправдание! С чего вдруг ты взялась ее защищать?
Ну как ей объяснить? Исре тоже есть за что обижаться на Фариду. Человек она тяжелый. Но Исра знала: такой ее сделала жизнь. Жизнь вообще жестока, а уж особенно к женщинам – и ничего тут не поделаешь.
– Вовсе я ее не защищаю, – сказала она. – Я просто волнуюсь за тебя – вот и все.
– А чего за меня волноваться?
– Ну, не знаю… Ты разогнала всех женихов. Прогуливаешь школу, бегаешь в кино. Не дай бог кто-нибудь узнает и… Все это очень опасно!
Сара расхохоталась:
– А ты не волнуешься, что будет, если я сделаю, как хочет мать, и скажу «да» кому-то из женихов? По-твоему, меня будут любить? Уважать? Считать человеком? Ты правда так думаешь?
– Нет.
– Вот где настоящая опасность! Поэтому я и не намерена больше жить по указке семьи.
Исра в ужасе уставилась на нее:
– Это как же понимать?
Сара быстро покосилась на дверь и прошептала:
– Я решила сбежать.
Повисла пауза: Исра переваривала ее слова. Открыла было рот, но остановилась – дыхание перехватило. Наконец она с трудом сглотнула.
– Ты что, спятила?
– У меня нет выбора, Исра. Только побег.
– Но почему?
– Так… так надо. Я не могу больше так жить.
– Да что ты несешь? Ты не можешь просто взять и сбежать! – Она схватила Сару за руку. – Пожалуйста, умоляю тебя, не делай этого!
– Прости, – пробормотала Сара, высвобождаясь. – Но я своего решения не изменю, уговаривай не уговаривай. Все равно сбегу.
Исра открыла рот, хотела что-то сказать, но Сара не дала ей и слова вымолвить:
– И тебе лучше сбежать вместе со мной.
– Совсем умом тронулась?
– И это говорит мне женщина, которая посреди ночи удрала через подвальное окно!
– Это другое дело! Я была не в себе. Я вовсе не планировала сбегать… и потом, я же вернулась! Да даже если б я захотела – куда мне деваться? У меня дочки…
– Вот именно. Если бы у меня была дочь, я ни перед чем бы не остановилась, лишь бы спасти ее от этого всего.
В глубине души Исра знала: ее дочери обречены на точно такую же жизнь. Наступит день, когда она, подобно Фариде, начнет принуждать их к замужеству, какой бы ненавистью они ей за это ни платили. Но это не повод сбегать. Она в чужой стране, у нее ни денег, ни работы, жить ей не на что, податься некуда. Она покосилась на Сару:
– И что ты собираешься делать? Как думаешь жить?
– Поступлю в колледж, найду работу.
– Это не так-то просто, – пробормотала Исра. – Ты ни дня не прожила самостоятельно, ни ночи вне дома не провела! Ты не справишься!
– Прекрасно справлюсь, – отрезала Сара. И добавила уже мягче: – И ты тоже справишься. Вместе нам ничего не страшно.
Их взгляды встретились.
– Если у тебя не хватает мужества сделать это ради себя, так сделай хотя бы ради дочерей!
Исра отвела глаза.
– Но я не смогу… не смогу вырастить их в одиночку.
– Почему не сможешь? По сути, ты именно это и делаешь. Матерей-одиночек в Америке пруд пруди.
– Нет! Я не хочу подвергать дочерей таким испытаниям. Не хочу лишать их дома. Отрывать от корней, чтобы они росли без семьи, в одиночестве, в позоре…
Сара невесело усмехнулась:
– Чтобы лишиться дома, надо для начала им обзавестись. А чтобы почувствовать одиночество, надо сперва познать любовь.
– Тебе самой-то не страшно?
– Конечно, страшно. – Сара уставилась в невидимую точку на полу. – Но как бы все ни обернулось… хуже, чем сейчас, уже не будет.
Исра понимала, что Сара права, но знать и действовать – это она тоже понимала – совершенно разные вещи.
