– Я – нет. И не хочу видеть. Из тех, кто его видел, мало кто домой вернулся.
– Рассказывай, – приказал Греб. Глаза девушки радостно вспыхнули, она поудобнее устроилась в седле. Крис, Мириам и даже Рэй подъехали поближе.
– Давным–давно, когда дед моего деда еще не нагибаясь под лошаком мог пройти, когда завров было много, а зверей совсем мало, – начала Дора, изменив зачем–то голос, – из одного крупного города вышел богатый караван. Такой большой, какие сейчас уже и не ходят. Одних рабынь при нем было не меньше пятисот…
– Порядка двух тысяч лошадей. Э–э–э лошаков, – прикинул Греб.
– Господин, не перебивай. И все рабыни были молодые, выносливые, красивые. И стоила каждая больше пяти золотых. Но встретился им по дороге колдун. И чем–то обидел его кэптэн каравана. Ничего не ответил ему колдун, но затаил обиду и пошел вслед за караваном. А когда остановились все на ночь, развел колдун костер невдалеке и всю ночь варил свои ужасные волшебные зелья. А утром, только караван тронулся в путь, напустил густого тумана. Такого густого, что в пяти шагах ничего не видно. Кэптэну бы остановить караван, да переждать туман, но памятью он отличался крепкой, дорогу знал хорошо, потому выехал вперед и повел за собой караван. А зловредный колдун закрутил дорогу кольцом. И, когда Кэптэн догнал хвост своего каравана, колдун выкрал Кэптэна вместе с лошаком, а повод второго лошака привязал к последнему. И произнес последнее, самое страшное заклинание.
Час проходит, другой, уже туман рассеялся, а караван идет как ни в чем ни бывало. Никто не замечает, что кэптэна нет. Подошло время отдыха, а караван идет. Некому подать сигнал на остановку. Уж солнце к вечеру клонится, а караван идет. Лошаки из сил выбились, рабыни плачут, а караван идет. Солнце село и снова взошло, а караван идет. И хотели бы люди остановиться, да не могут: неведомая сила их вперед толкает. Долго ли под палящим солнцем человек без глотка воды выдержит? Скоро умирать стали. Но все равно идут. На четвертый день в караване ни одного живого не осталось, но идет караван. Шагают мертвецы, ведут под уздцы мертвых лошаков. Мясо с костей сошло, одежда истрепалась, а караван идет. Шагают скелеты людей, ведут под уздцы скелеты лошаков. Тюки с товаром под дождем мокнут, под солнцем сохнут, рассыпаются, товары на дорогу падают, никто их не поднимает. А караван все идет. И если приблизится кто к тому каравану, лошак ли, человек ли, того караван в себя засасывает. Старые скелеты от древности рассыпаются, новые их место занимают. Не кончается караван.
– Что же колдун не снимет заклятие? – спросила Мириам.
– С колдуном особая история приключилась. Когда он голову каравана с хвостом соединил и последнее заклятие произнес, не подумал, с какой стороны каравана стоит. Внутри кольца оказался. Что дальше с ним было, никто не знает. Может, с голоду помер, а может, караван его в себя принял. Некому это рассказать. Но вот что удивительно. Караван, вроде, по кругу ходит, а его то в одном, то в другом месте видят.
– Жалко девок, – первым нарушил тишину Рэй.
– Красивая легенда, грустная, – согласился Крис.
– Смотрите, уже маленькие завры пошли, – воскликнула Мириам. И на самом деле, завры сильно измельчали. Последний был совсем малыш – ростом по колено человеку и меньше двух метров длиной. В отличие от взрослых, хвостик малыша то и дело завивался колечком.
Караван
На восьмой день встретили необычный караван. Тридцать девять лошаков, восемь перепуганных до истерики рабынь и ни одного мужчины. Рабыни и лошаки грязные, чумазые, будто в болоте искупались.
– Чей караван?! Кто кэптэн? – крикнула Дора, выехав вперед. Рабыни, увидев ее, чуть не разбежались. Успокоились только когда узнали в Доре караванщицу. И тогда жалобы и мольбы полились на Дору нескончаемым потоком. А история выходила страшная и непонятная. Караван был остановлен отрядом воинов. В отряде не меньше тысячи всадников. Всех мужчин уводили по одному в шатер. Потом мужчины вернулись в караван. Были они спокойны и деловиты. Отобрали самых лучших лошаков, товары, которые не для роскоши, а которые всегда нужны, двух рабынь и ушли в отряд. А воины отряда тем временем длинную канаву выкопали. Оставшихся лошаков и рабынь туда загнали, ноги–руки связали и землей засыпать стали. Караванщики вернулись, тоже по несколько лопат кинули и снова в отряд ушли. А воины зарыли рабынь и лошаков так, что только головы над землей остались, свернули лагерь и на юг тронулись. Четыре воина у каравана остались. Подождали, когда остальные скрылись, откопали одну рабыню, ноги–руки развязали и, не тронув, вслед своим уехали. Та рабыня другую откопала. Так, всю ночь голыми руками друг друга да лошаков из земли выкапывали.
Греб, Крис и Мириам начали ожесточенно спорить на своем языке, слова в котором понятны, а фразы – нет. Рэй тоже о чем–то глубоко задумался. Поэтому Дора взяла на себя все руководство. Свернула с караванной тропы в лес, на берег знакомого озера, приказала рабыням разбивать лагерь. Обнаглев, послала Рэя добывать мясо. Заставила девушек вымыть и вычистить всех лошаков. Это была тяжелая работа, рабыни вышли на берег еле живыми, замерзшими но чистыми. Вернулся Рэй с двумя убитыми заврами. Дора зажарила их целиком. Греб и Крис уже охрипли, но все еще спорили. Мириам пыталась их помирить. Один кричал, что это гипноз, другой – проецирующая телепатия. Как поняла Дора, гипноз – это было плохо, но проецирующая телепатия – еще хуже. До того плохо, что можно возвращаться ни с чем.
Уставшие и замерзшие девушки постепенно начали оживать. Голодные взгляды скрестились на мясе. Дора и сама глотала слюнки, но дождалась, когда мясо дойдет до нужной кондиции. Все принялись за еду и шумно восхищались ее кулинарным мастерством. Жир стекал по рукам до локтей, Дора щедро отрезала рабыням сочные куски, для каждой нашла теплое слово, а после ужина лично убедилась, у всех ли хорошие подстилки и одеяла. Понемногу переговорила с каждой, выясняя, чем та занималась в караване. Девушки, почувствовав над собой строгую, но заботливую руку, окончательно успокоились.
Почему–то Дора ощутила острый укол ревности, когда Рэй положил одну из девушек с собой. Поморщившись, она решила обсудить с Гребом судьбу Каравана.
– …спасти караван. Это ее долг караванщицы, – услышала, подходя, голос Мириам.
– Мы не должны вмешиваться. Это не наше время.
– Так ей и объясни.
– Думаешь, поймет?
– Конечно, нет. Ведь это как раз ее время.
– Смерть дракона! После гибели Тавии Крис просто тронулся на своем гуманизме. Нельзя было рабыне давать свободу. Никак нельзя. У нее идея–фикс – караваны!
– А тебе не кажется, что она самая нормальная из нашей компании? Меня уже несколько дней мучает ее гипотеза.
– У Доры – гипотеза?
– Да, что мы посланцы Черной Птицы. Подумай сам – главарь мафии…
– …отстраненный драконом от дел.
– Бывший главарь мафии, бывший киллер, жена которого утопилась, узнав, кто он по профессии и кибер–андроид – хороша компания? – по приказу дракона, бывшего беглого каторжника, отправились в прошлое, чтобы облагодетельствовать человечество. Причем, без его, человечества, ведома. Тебе не кажется, что любое дело, задуманное таким коллективом, немного… воняет?
