— Помилуй, за что? — наигранное удивление, — за то, что твоя жена тебе изменяет налево и направо?
— С ней… я поговорю чуть позже, — я невольно подобралась. Тон моего мужа не предвещал ничего хорошего. — Но тебя я убью, здесь и сейчас.
— Из-за нее? — Релт ткнул пальцем в моем направлении, — из-за человека ты вызываешь нобиля?
— Это все же моя жена, — насмешливо ответил Эрис, — обращайся, или мне просто так тебя убить?
Я непроизвольно закусила тыльную сторону ладони, чтобы не заорать от ужаса.
Здесь, среди вековых деревьев, было темно, но неподалеку пролегала дорожка, и света круглых фонарей хватало, чтобы увидеть: Эриса окутала тьма, этакий непроницаемо-черный мохнатый кокон. Живой кокон, тонкие волокна мрака шевелились и расползались в разные стороны. Этот сгусток тьмы тут же треснул, выпуская на волю то, что я уже видела однажды, на дагерротипе, под сапогом Лесли Уимбера. Только сейчас существо было живо и убийственно опасно.
Не знаю, как описать то, на что походила тень. Что-то в плаще с глубоким капюшоном, и вместо лица — шевелящийся мрак, и в обеих руках, призрачных, полупрозрачных — по кривому клинку. Это все парило над землей, и вокруг вились седые призрачные полотнища, узкие, рваные, словно истлевшие от старости или обгоревшие ленты.
«Мамочка», — подумала я.
И это было все, о чем я в тот момент вообще могла думать.
Две тени устремились навстречу друг к другу настолько быстро, что почти невозможно было проследить за их движениями. Звякнули, столкнувшись, клинки, затем ещё и еще. Я, обхватив себя руками за плечи, стояла и смотрела на смертоносный танец двух серых вихрей, на то, как они сталкиваются, отлетают друг от друга, как их сила, помноженная на силу клинков, буквально расшвыривает их в разные стороны. Я потеряла счет мгновениям. И я… потеряла своего мужа, я не знала, которое из этих двух чудовищ — он.
Но вот ночь огласил вопль. Короткий и нечеловеческий. Мне под ноги, подскакивая, полетел округлый предмет — и теперь уже я закричала, потому что узнала отрубленную голову того, кто посягнул на человеческую жену Аш-исси.
Я не могла оторваться, все смотрела, как медленно расслабились черты лица, как погасло пламя в глазах, и они сделались похожими на пару черных обсидианов. Поэтому я не видела, как Эрис обрел прежнюю, человеческую форму. Осознала только, когда он грубо схватил меня за плечо.
— Идем, — приказал хрипло.
И больше ничего. Он просто утащил меня… сквозь пространство. Домой.
Глава 11. Бегство из города Теней
Дальше все происходило быстро.
Я стояла посреди едва освещенной спальни, меня трясло, а мой муж ходил кругами и попросту срывал с меня платье — прекрасное, драгоценное платье. Но ему было наплевать и на нежное сияние кружева, и на блеск изумрудного шелка. Он его содрал с меня, клочья разбросав по полу. Та же судьба ждала и нижнее белье. На мне остались лишь драгоценности его матери. Когда я попыталась прикрыться руками, он снова, не говоря ни слова, схватил меня и потащил в ванну. Зло сопел мне в шею, а я чувствовала, как бьется, полыхает в нем бешенство.
Это — все? Он поверил тому, кого убил?
Поставив меня, словно куклу, посреди ванной, Эрис открыл краны и принялся, набирая в ковш воду, поливать меня.
— Руки убери, — рявкнул, когда я снова попыталась закрыться от него.
— Эрис, — тихо сказала я, — неужели ты…
— Замолчи! — вдруг заорал он, — ты! От тебя… пахнет им. Ты вся им пропахла!
Я прикусила губу. Значит, поверил… Что же теперь делать?
А муж, сперва яростно намылив губку, принялся ожесточенно меня тереть, потом смыл пену, намылил еще раз. Обнюхал, ткнувшись носом в плечо, проведя им по груди. Меня начало трясти. Что дальше-то?
Эрис отошел, подхватил большое полотенце и, обмотав меня им, легко поднял на руки. И когда только сил набрался? Я ведь его оставила сидящим на полу, совершенно измочаленным.
… И с размаху опустил меня на кровать, поверх покрывала. Начал раздеваться сам, поспешно скидывая одежду. Диадема начала неприятно колоть и царапать кожу головы, я стянула ее, отложила в сторону.
— Эрис, — позвала в надежде… сама не знаю, на что надеялась. Возможно, что мы все же поговорим и все уладим?
Громко сопя, он сбросил на пол штаны и, оставшись обнаженным, тяжело опустился рядом и принялся разматывать мое полотенце.
— Я не виновата, — шепнула все же я.
— Знаю, — и скрежет зубов.
— Но тогда…
Он вдруг резко развернул меня к себе, положил руку на щеку, не давая шевельнуть головой, а сам прислонился лбом к моему лбу и замер.
— Лора… Клянусь жизнью моей матери. Я пытался. Я боролся. Я старался себя убедить, что ты всего лишь человек, и что ты ничего для меня не значишь. Но проиграл. Себе же проиграл. Своему фантому. Смешно, правда? Я думал, что хочу просто жить, но не сразу понял, что только с тобой я жив как никогда раньше.
Он умолк, тяжело дыша, нюхая воздух рядом с моим лицом. Затем продолжил:
— Я знаю, что виноват перед тобой. Многое должно было быть по-иному… И да, я очень виноват, Лора. Ты… Могу я надеяться, что ты меня простишь? Что останешься со мной?
— Ох, Эрис, — выдохнула я потрясенно, — не надо…
— Нет, надо, — внезапно зло сказал он, сверкнув глазами, — никто больше не посмеет тебя обидеть. И я придумаю, как быть с братом, как обойти клятву и ее силу. Чтобы мы могли просто жить. Но это… если ты меня простишь и согласишься быть рядом.
Он умолк, сверля меня взглядом. Ждал ответа.
Я же…
Я простила. Наверное, еще раньше простила.
Но как же побег? Как же Солья? Как же… все?!
— Нам не дадут здесь жить хорошо, — растерянно промямлила я.
Ох, не то нужно было говорить. Но ничего иного в голову не пришло.
— Я сделаю так, что дадут, — уверенно ответил Эрис, — самое главное — это ты. И сегодня, на балу… после того, как его величество пыжился и доказывал собственное превосходство, мне показалось, что мое положение не безнадежно, что у нас ещё все может быть… хорошо, так, как должно, так, как ты того достойна.
— А как… я достойна?
Он улыбнулся. Мы все еще касались друг друга лбами, совершенно обнаженные на кровати.
— Лучше всех, Лора. Женщина, которую я люблю, получит все.
Почему-то меня начало знобить. Что же теперь? Я могла сбежать с Сольей, а могла остаться с человеком… нет, с шедом, который всего лишь наконец сообразил, что не нужно бороться с собой. Но что я сама чувствовала по отношению к нему?
Заглядывать в собственное сердце было страшно, но все же отважилась — одним глазком.
