знаешь, как обернется дело. Не всем это сходит с рук. Пока имущество не сменило владельца, а девушку не отправили в приют для умалишенных, за ней присматривают вооруженные слуги.
И вот я здесь, в городе, чтобы освободить ее.
И вот я здесь, в городе, пытаюсь освободить себя.
Я прохожу через черный вход, ведущий на кухню. Домохозяйка всегда пользуется служебными дверьми. Я напоминаю себе, что это здание мне знакомо, что это всего лишь школа Святой Бернадетты, только в иную эпоху, в ином обличье. А кухня – это подвальная столовая для шестиклассниц.
На кухне слуг нет, но что-то варится в огромном котле, окутанном клубами пара. Крышка дребезжит, стальное брюхо дрожит от жара. Я снимаю крышку и осматриваю кусок мяса, который варился так долго, что стал практически неузнаваемым. Довольно увесистый кусок. Индейка?
Туту с надеждой смотрит вверх. Нет, это не индейка. Зайцы.
Есть зайцев – плохая примета, и еще хуже есть их до первых заморозков в году. Зачем варить зайцев летом, когда в них полно паразитов, способных убить человека?
Я понимаю, что это должны были быть мои зайцы, то есть зайцы, предназначенные мне в качестве оплаты, которых я отдала бы собаке. Их выпотрошили, разделали на четвертинки и сварили. Кровь в моих жилах струится быстрее, подталкивая меня к панике.
Кто-то хотел сделать мне подношение. Возможно, оставил зайцев нетронутыми на задней ступеньке. А кто-то другой взял этих зайцев и положил их в котел. Кто-то не очень сообразительный. Или кто-то пытается передать мне сообщение.
«Помни, Мэйв, – повторяю я себе, – ты здесь не для того, чтобы решать ее проблемы. Ты здесь, чтобы решать свои проблемы».
Я поднимаюсь по лестнице из полуподвального помещения на первый этаж. В коридоре тоже ни души. Вдоль стен расставлены ужасно неудобные стулья с тонкими изогнутыми ножками, обитые парчой. Мебель со слоем пыли в тех местах, где, по мнению слуг, хозяева ее не замечают, но я все вижу и замечаю.
Из будущего кабинета сестры Ассумпты доносится шум. Низкий и мужской. Смех. Пьяный. В нем также чувствуется усталость от недосыпа на протяжении нескольких дней, что неудивительно для некоторых социальных слоев этой эпохи. Постоянные попойки, охота, карты, переезды из одного поместья в другое. Честно говоря, мне на них совершенно наплевать. Громкий взрыв хохота прерывается прерывистым бормотанием и звоном наполняемых стаканов.
Наверху, в картинной галерее, я вижу девушку – как бы сквозь туман, с расплывающимися очертаниями. Она искоса смотрит на меня.
– Привет, вот и я, – говорю я.
Это Лили. Воспоминания Домохозяйки перемешались с моими воспоминаниями. Моими привязанностями, моими мыслями. Интересно, кого еще увижу я здесь после О’Каллаханов?
– Мэйв, – отзывается Лили чистым голосом – голосом знакомой мне Лили. – Ты здесь, чтобы помочь мне сбежать?
Интересно, попытается ли она обмануть меня, как Ро?
– Эм-м… Я здесь, чтобы снять это проклятие. Наверное, я должна повторить все действия Домохозяйки, прежде чем убить ее? А ты как думаешь, это правильное предположение?
Она пожимает плечами. Несмотря на желтый оттенок лица, выглядит она вполне здоровой.
– Наверное.
Я смотрю на нее с подозрением.
– А тебе не приказывали ограбить меня или что-то в этом роде?
Она снова пожимает плечами.
– Вроде нет. Я просто хочу выбраться отсюда.
Со стороны лестницы доносится топот тяжелых ботинок.
– О, нет, – виновато говорит Лили. – Извини.
– Ну, конечно, – я стараюсь не слишком показывать свое раздражение. – Все было подстроено заранее.
Внезапно мои руки оказываются связанными невидимыми путами, и меня тянет вперед. Я падаю на пол лицом вниз. Дверь с грохотом распахивается.
– Ага, – раздается голос Аарона. – Несите ее вниз.
Меня, обездвиженную, относят в карточную комнату. Так вот что здесь произошло: обманом или предательством меня убедили покинуть природу, мою естественную среду обитания. Предал ли меня Поди? Или кому-то доверился? Имеет ли это значение, когда в котле на кухне варятся кишащие паразитами зайцы, а я лежу лицом вниз под карточным столом?
«Кишащие паразитами», – эти слова здесь кажутся как никогда уместными, поэтому я произношу их с шипением. Кишащие паразитами.
Кто-то ботинком переворачивает меня, и теперь я смотрю в потолок.
– Твое время вышло, ведьма, – с презрением говорит Аарон. – Глубочайшие соболезнования. Свяжите ее.
Я чувствую, как меня связывают по рукам и ногам, и вижу знакомые лица Манон и Нуалы. Прищурившись, я пытаюсь различить других. В углу, обмахиваясь веером, стоит Фиона. За карточным столом сидят мои братья. Миры истончились донельзя, и прошлое смешалось с настоящим.
Аарон пьяной походкой расхаживает по комнате в красном военном мундире и тасует колоду игральных карт.
– Полагаю, ты не любительница игры в карты, ведьма?
Я ничего не отвечаю. Я слишком занята тем, что пытаюсь разгадать головоломку, к которой меня не подготовил Рене. Получается, что Фальшивый Аарон хочет убить Домохозяйку. Но ведь для этого сюда пришла и я? Позволить ли ему совершить задуманное?
– Не знаю, почему ты называешь меня ведьмой, – злобно шипит Домохозяйка, – ведь это ты наложил на меня свою магию.
Он не отвечает. Только ухмыляется и расхаживает по комнате, шаркая ногами.
– Говорят, что Таро изобрели египтяне. Этакая разновидность мифов о богах, запертых в картах. Они прекрасно понимали ограниченность богослужений и молитв. Некоторые мифы лучше облекать в форму игры – так они становятся доступнее для простолюдинов.
Я пытаюсь воспользоваться своей магией или подозвать собаку, но ни то, ни другое у меня не получается. Я беспомощна. К такому состоянию привыкла Мэйв, но не Домохозяйка.
– А ты знаешь, что все короли и королевы имеют свои прототипы?
Он придвигает стул ближе ко мне. Выбирает из колоды короля червей.
– Карл Великий, – говорит он, бросая карту, которая падает мне на грудь, и снова тасуя колоду.
– Бубновый король. Юлий Цезарь.
Брошенная карта падает мне на щеку и соскальзывает на пол.
– Пиковый король. Царь Давид.
Карта падает мне на ноги.
– Король треф. Александр Македонский.
Со стороны коридора слышатся грохот, тяжелые шаги и звон металла. Принесли вареных зайцев.
– Как видишь, можно заключить мифы в карты, и там они будут жить вечно. Интересно, можно ли проделать нечто подобное с тобой, ведьма?
Скрежет ножей, треск рвущихся сухожилий, разрывающейся плоти. На лицо мне падают капли горячей жидкости. Смесь воды и крови – зайцы не проварились до конца.
Вот как все заканчивается и начинается. Так могучая деревенская колдунья становится картой, песней, легендой. Произносятся слова – на латыни, греческом, древнескандинавском. Окружающие меня предметы – бутылка бренди, кувшин с молоком, рамы для картин – светятся как руны. Я войду в колоду карт азартных игроков. Стану
