уверенность, что Путин — «идеологический противник» Лужкова, если он тотчас и взял на вооружение именно лужковский сценарий «предательского Хасавюрта», т. е. практически обвинил в предательстве самого президента?
Президент Борис Ельцин передаёт президентский экземпляр Конституции Российской федерации Владимиру Путину. 31 декабря 1999 г.
Страшно ошибся в последнюю, решающую минуту и не хватило уже у старого бойца духа исправить свою ошибку, пока еще не было поздно. А «Полночные дневники» — что ж? Попытался задним числом ее оправдать.
Заключение
Я честно представил читателю обе версии того, как начиналась в России новая эра. И честно признаюсь, что моя — степашинская — версия в меньшинстве в сегодняшней литературе, в исчезающе малом меньшинстве, вполне возможно состоящем из меня одного. Что поделаешь, мне к этому не привыкать…
А сказать я хотел лишь, что если бы Ельцин не уволил Степашина, ни малейшей не было бы надобности ни в какой «политической битве», ни тем более — в новой чеченской войне, не говоря уже о варварских взрывах домов с живыми людьми. И новая, постель-цинская, эра в истории России могла быть в этом случае совсем-совсем иной. В том смысле, что была бы она некарамзинской, европейской.
Имеет ли такая точка зрения право на существование, судить читателю.
ПРИЛОЖЕНИЕ
ЯНОВ vs ДУГИН
ДИАЛОГ О БУДУЩЕМ РОССИИ ПОСЛЕДНЕЕ ПИСЬМО?
Начался этот диалог 17 лет назад на страницах «Московских новостей». Начался-но не получил тогда продолжения в публичном пространстве. Между тем поражавшая воображение уже в 1998 году разность взглядов либерального и консервативного секторов общественного мнения в России превратилась с тех пор в практически непереходимую пропасть. Это опасно. Это чревато гражданской войной, едва новая оттепель растопит лед диктатуры. Ничто, кроме АРГУМЕНТИРОВАННОГО диалога, не способно предотвратить эту опасность. Поэтому, когда в 2015 году читатели напомнили мне о старом неоконченном диалоге, решил я сделать еще одну-быть может, последнюю — попытку его возобновить. В конце концов, нашли же полтора столетия назад непримиримые противники Герцен и Хомяков общую почву для спора. И пусть они друг друга не убедили, но дали свидетелям спора возможность сравнить их аргументы и-определить свою позицию. Жаль, если моя попытка и впрямь окажется последней.
Александр Янов
Славянофильский футуризм?
Об идеях и книгах Александра Дугина
«Московские Новости» 23.01.1998
На первый взгляд наш интерес к доктрине этого автора может показаться скорее странным. Даже в оппозиционном стане Дугин — безнадежный маргинал, и взгляды его демонстративно противоречат практически всему, чем живет сегодня Россия. Вот лишь два примера.
Кому, спрашивается, в стране, бесконечно усталой от постоянных житейских передряг, нужна революция? Дугин мечтает о ней. «МЫ ЛЮБИМ ТЕБЯ, РЕВОЛЮЦИЯ!»- заявляет он прописными буквами. (Я постараюсь всюду, где возможно, характеризовать политическую позицию Дугина его собственными словами, соблюдая даже его правописание).
Другой пример. Большее, нежели любимая им революция, отвращение вызывают в стране разве что перспективы гражданской войны. Но и тут, однако, не склонен Дугин к компромиссу. Гражданская война представляется ему «меньшим из зол», поскольку «гражданский мир не может быть основан на компромиссе, если две стороны в этом компромиссе являются прямыми противоположностями». По каковой причине «Россия должна немедленно идти на паломничество в Сербию. Сербия должна немедленно вселиться в Россию. У нас сейчас одна революция».
Исторический прецедент
А теперь попробуем вспомнить, был ли уже в России другой политик, столь же, казалось бы, безнадежный маргинал даже в оппозиционном стане, чьи идеи так же демонстративно противоречили всему, чем жил в его время народ, и кто в измученной драматическими и кровавыми передрягами 1905 года стране тоже звал к революции и гражданской войне. Звал притом именно по той же причине, что и Дугин. Потому, что руководители России «однозначно квалифицируются как национальные преступники, с которыми невозможно никакое соглашательство».
Я, конечно, опять цитирую Дугина, но, согласитесь, что строки эти вполне могли быть написаны Лениным. Даже самые отчаянные теософы и прорицатели не могли бы в 1905-м предсказать, что не пройдет и полутора десятилетий, как этот непутевый маргинал и впрямь навяжет великому народу революцию и гражданскую войну. Возможно, стало быть, в русской истории и такое.
Бесстрашие мысли
Другое дело, что отличий между Лениным и Дугиным тоже тьма, и они бьют в глаза. Ленин исходил из манихейской версии марксизма о непримиримом противостоянии рабочего класса и буржуазии. Дугин исходит из манихейской версии геополитики о непримиримом противостоянии «теллурократии» и «та-лассократии». На экзотерическом, по любимому его выражению, т. е. понятном каждому, языке означает это непримиримость сухопутной и морской цивилизаций. Еще проще — Суши и Моря. Вытекают, впрочем, из этого противостояния последствия поистине роковые — и у Ленина, и у Дугина. Из невозможности компромисса между буржуазией и пролетариатом следует неизбежность всемирной революции. Из невозможности компромисса между «теллурократией» и «талассо-кратией» — неизбежность мировой войны.
Другое отличие еще важнее. За Лениным стояла пусть маргинальная, но сплоченная партия, вполне усвоившая манихейские идеи вождя. А за Дугиным-лишь разношерстные и враждующие друг с другом оппозиционные фракции, решительно не способные додумать до конца, к чему, собственно, ведет их «непримиримая» позиция. Ну вот, допустим, провозглашает Подберезкин, что «Россия не может идти ни по одному из путей, приемлемых для других народов и цивилизаций». Или Зюганов формулирует главную задачу, стоящую сейчас перед страной, как «собирание земель». Так и пишет: либо мы «сумеем интегрировать постсоветское пространство и восстановить контроль над геополитическим сердцем мира, или нас ждет колониальное будущее».
Формулировать-то они формулируют, но к чему в мировой политике, в планетарном, как любит говорить Дугин, масштабе могут эти их формулы привести, не имеют ведь ни малейшего представления. Даже вопроса об этом не осмеливаются поставить. В отличие от него, они безнадежные провинциалы.
Потому-то и говорю я, что Дугин серьезный, быть может, единственный серьезный мыслитель в стане оппозиции. Он бесстрашно, опять-таки подобно Ленину, додумывает до конца все, в чем его конкуренты останавливаются на полдороге. И столь же бесстрашно называет вещи своими именами. Нельзя даже сказать: что у других лидеров оппозиции на уме, у Дугина на языке. И не снилась им яркость и масштабность его мышления, широта его интеллектуальных интересов или блестящая эрудиция.
«Евразийцы-это большевики»
Ленин ведь тоже не был лишь «автором политических памфлетов», как изображает его американский аналог Дугина Збигнев Бжезинский. Он конспектировал «Феноменологию духа» Гегеля и оставил толстенный том философских заметок. Можно как угодно относиться к его «Материализму