Речь не шла об оскорблении или мести, противники не желали крови друг друга, и поэтому поединок назначили рукопашный. Заревник и Премил, ровесники, уже не первый год выходили на Перунов день и на Медвежий велик-день биться в схватках неженатых парней. Заревник был выше ростом и сильнее, и поначалу многие думали, что победа и невеста достанутся ему. Но, удивительное дело, кмети Светловоя, пришедшие посмотреть вместе со всеми, с самого начала схватки предпочли Премила и дружно подбадривали его криками и звоном оружия. Чернопольцы радовались такой поддержке, люди из других родов оглядывались с удивлением, не понимая, за что парню такая честь.
Но скоро все это поняли. Средний сын Леготы не зря еще в молодые годы ушел в дружину Лебединского становища. И не зря племянник так часто ездил проведать дядю. Тот научил его биться. Пусть не так, как бьются княжеские кмети, но Премил оказался способен поставить против силы Заревника удивительную ловкость, верткость, умение уходить из-под удара, заставляя противника даром тратить силы. Сам он бил не так чтобы очень сильно и не сумел бы кулаком убить быка, но удары его неизменно достигали цели и оказывались весьма болезненны.
Второй раз Заревник бился за Смеяну, и снова ему грозило поражение! Стараясь после драки с Грачом поскорее забыть свой позор, он полагал, что второго такого же противника не найдется. И напрасно. Вторично столкнувшись с ловкостью, грозящей опрокинуть его силу, Заревник утратил уверенность. А без веры и сила немногого стоит.
От криков мужчин гул разлетался по дубраве, священная зола чернила ноги и одежду поединщиков, залетала на ближних зрителей. Дубы по краям поляны тихо качали пустыми ветвями, невидимые глаза из толщи грубой коры наблюдали за схваткой во славу Перуна.
Взволнованная и увлеченная зрелищем Смеяна тихо повизгивала от избытка чувств, подпрыгивала на месте и изо всех сил желала победы Премилу, совсем забыв, что соперники бьются за право ввести ее свой род. Своим умением Премил напомнил ей Грача, тот давний поединок в березняке. Она не замечала, что все вокруг то и дело поглядывают на нее. Ее азарт, румяные щеки, блестящие глаза, стиснутые кулачки значили много: она сама и есть удача, и победа достанется тому, с кем она будет.
– Перуне-Громоверже! Славен и триславен буди! – десятками голосов ревели мужчины, когда Заревник вдруг оказался крепко прижат к земле, даже не заметив, как это получилось.
Премил продержал его так, пока слава Перуну не была провозглашена трижды, а потом отпустил, поднялся, вытирая ладонью взмокший лоб. Чернопольцы радостно гомонили и хлопали друг друга по плечам.
Заревник тоже поднялся, смущенно отворачивая лицо. Перепела приуныли. Варовит развел руками и бросил выразительный взгляд в небо: воля Громовика!
– На свадьбу всех просим! – кричал Легота. – Всех к нам на Черное Поле зовем – и места, и угощения, и меда всем хватит!
– Ох, и кто же теперь пойдет-то за него? – Тетка Купава глядела на Заревника, жалостливо качая головой. – Пропадет парень!
– Кто? – тихо ответила Верёна. – Да я и пойду…
Бабка Гладина подозвала к себе Смеяну. Та подошла, еще не остыв от переживаний, широко улыбаясь. Увидев суровое лицо бабки, Смеяна как будто разом погасла – вспомнила. Гладина сунула ей в руки тонкий вышитый платок. «Поди, подай жениху утереться!» – движениями бровей приказала она недогадливой внучке. Стыда с ней не оберешься – и порядка не знает, да и платок-то Коноплянкиной работы! Но Смеяна отчего-то медлила протянуть руку за платком, будто ждала еще чего-то.
– Постойте, добрые люди! – вдруг крикнул Светловой.
Смеяна отдернула руку, так и не взяв у бабки платка. А княжич шагнул вперед. Светловолосый, статный, в красном плаще и с поясом в серебре, с мечом в дорогих ножнах, он казался сейчас воплощением если не Перуна, то его младшего брата Яровита. Люди на поляне оборачивались, прислушивались.
– Что не так, княжич светлый? – удивленно спросил Варовит.
Легота насупился: свое право, отвоеванное перед лицом богов, он не собирался уступать даже князьям.
– Суд Перунов творился по правде, и справедлив его исход! – вежливо и твердо сказал Светловой. – Но скажи мне, старче мудрый: если сейчас объявится другой человек, желающий получить эту девушку, позволят ли обычаи предков ему сразиться с победителем?
Варовит и старейшины молчали, пытаясь взять в толк, к чему он клонит. Даже Перепела вскинули понурые головы.
– Позволят! – подал голос старик Добреня. – Знаешь, княжич: по древним Перуновым обычаям не только девку, но и жену можно поединком отбить. Сыскался бы охотник.
– Да где же ему сыскаться? – недоуменно спросил Варовит. – Вроде двое было их…
– А теперь трое, – спокойно сказал Светловой. – Третий – это я.
По широкой поляне пролетел изумленный возглас. Вот оно что! Оказывается, ольховская Смеяна самому княжичу понадобилась!
– Смеяна из рода Ольховиков приносит удачу, ведь так, старче мудрый? – продолжал Светловой. – Ты сам рассказывал. В ней живет благословение богов. Кому же оно нужнее, чем князю? Я хочу увести ее с собой и готов биться за это право. Твой род, Легота, принимает мой вызов?
– Принимает! – Не смешавшись, Легота сорвал с головы шапку и размашисто бросил ее на край площадки. – Не было такого, чтобы Черное Поле от поля отказывалось! А! – Он окинул взглядом родичей и первый засмеялся своей шутке. – Давай, княжич! Только так решим: тебя с детских рубашек учили биться, а внук мой больше за сохой да с косой… Сам я против тебя выйду!
– Да ведь стар ты! – охнула бабка Гладина.
– Стар, да не слаб! А Перун Праведный – он рассудит не по годам, а по своей воле, по своей правде! Кому удача нужнее – тот ее и получит!
– Коли так – отдал бы даром! – снова вставил дед Добреня. – Счастье – одно, а совесть – другое. Ты сам со своим родом удачу сожрешь, а с князем всему племени достанется. Подумал бы!
Но Легота тряхнул головой.
– Это, – он выразительно показал на черный круг священной золы и низко поклонился ему, – это древнее князей! И правда Перунова древнее!
И Светловой нагнул голову в знак согласия.
Творян тут же раздул у жертвенника новый маленький костерок, Светловой и Легота капнули туда по капле крови. Смеяна проследила за опущенной рукой Светловоя, всей душой желая, чтобы порез затянулся мгновенно и без следа, чтобы он не потерял ни единой лишней капли крови и силы. Теперь она поняла, что он имел в виду сегодня утром, когда обещал ей одолеть упрямых стариков. Конечно, он спрашивал об обычае ради одной вежливости. Княжича с раннего отрочества обучили всем древним обычаям и всем их возможным толкованиям.
Светловой сбросил плащ на руки кметям, Легота стянул с плеч медвежий кожух.
– Ничего, я и мечом научен! – бодро отвечал старейшина на расспросы об оружии поединка. – Врукопашную мне с княжичем не по чину – не моими медвежьими лапами его кости белые давить. А мечом – это по-княжески!
