Но нет – ни малейшего ее следа не осталось на берегах Бычьего ручья. Березы, дубы, орешник, тогда весело зеленевшие, теперь тянули к небу голые ветви, как будто просили о помощи. Берега покрывали жухлая трава и подмерзшие бурые листья, ветер над Истиром пел о холоде и одиночестве, о близкой зиме. Светловой напрягал память, но не мог вспомнить, как все здесь было в тот вечер. Даже прекрасные черты самой Лели стали расплывчатыми: он видел не девушку, а нежную радугу, помнил не лицо ее и не речи, а только свое ощущение счастья. Нет, напрасно он шел сюда, напрасно надеялся поздней осенью вернуть весну хотя бы в воспоминаниях.
– Боюсь я, как бы тебе, княжич светлый, со мной беды не нажить, – подала голос Смеяна. – Старики-то просто так от меня не отступятся. Я и сама-то забыла, а они, видишь, опять… А все голова моя дурная! – в досаде воскликнула вдруг она и даже дернула себя за косу. – Ведь жила я себе спокойно, где хотела, там и гуляла, чего хотела, то и делала! Так нет – и моему свиному рылу за ласточками в Ирий захотелось! Красавицей я хотела стать, женихов хотела много! Вот и дождалась!
– Ну, ты ведь не виновата! – хотел утешить ее Светловой. – Душа человечья так устроена – всегда чего-нибудь да желает…
– Нет, я виновата! – горячо возразила Смеяна. – Мне желать было мало! Я ведь к полудянке ходила! Это она мне и женихов приворожила, и приданое дала!
Смеяна досадливо дернула расшитый рукав рубахи, добытой из сундука полудянки, точно он тоже в чем-то провинился. Светловой улыбнулся: раньше она не рассказывала ему о своем «подвиге», но почему-то он вовсе не удивился, что она оказалась на такое способна.
– Я ведь уродиной какой-то уродилась. – Смеяна взглянула на конец своей рыжей косы, подтверждавшей ее отличие от всех Ольховиков. – А хотела, чтобы как все: чтобы уметь прясть-ткать, чтобы женихи, свадьба, ну, чтоб как у людей. И вот дали мне счастье, как у людей, а счастья-то и нет! Ну нету! – Она в досаде хлопнула себя по бокам. – Замуж мне идти, что за Премила, что за Заревника, – как в омут. Иной раз думаю, может, зря я тогда не…
– Что – не… – подбодрил Светловой, видя, что она запнулась и даже закрыла рот ладонью.
– Да так, глупость одна, – пробормотала Смеяна. Чуть не сболтнула, глупая, что едва не ушла из рода с черноволосым курткутином, разбойником, да еще и братом всем здесь ненавистного дрёмического князя Держимира. – Говорю, что чудная я, человеческое счастье мне не годится, какого-то другого нужно – нечеловеческого, что ли? Сама не знаю, чего хочу, а хуже этого ничего нет. Как узнать, что мне надо? Откуда я взялась такая, куда мне идти? Мне ведь Творян говорил. Рассказывал, что есть у Макоши Чаша Судеб, в ней все судьбы людские хранятся. И моя, стало быть, тоже. Вот я и думала было пойти судьбу поискать, да забоялась что-то. А теперь вон что вышло…
– Постой! – Светловой шагнул к ней и взял ее за руку, будто боялся, что она сейчас убежит. – В Чаше Судеб, говоришь? Это та чаша, что у всех идолов Макоши в руках? И в ней все судьбы рода людского хранятся?
– Да, да! – Смеяна обрадованно закивала и сама сжала его руку. – Мне Творян рассказал, что если Макошь пожелает, то Чаша Судеб сама человеку покажется и все ему расскажет: и кто он, и зачем он, и куда его дорога лежит. А я побоялась, дура! Как, думала, одна пойду, да куда еще зайду…
– А со мной пойдешь? – перебил ее Светловой.
– С тобой? – повторила Смеяна.
– Да! – Светловой тряхнул ее руку, словно это могло помочь убедить девушку. – Пойдем вместе! Мне самому больше жизни надо знать, в чем моя судьба! Не могу я так жить! Да я и не живу как будто! На душе одно, наяву – другое! Княжна эта… Какая мне княжна, когда я только о ней и думаю…
Это была очень путаная речь, мало способная донести смысл до слушательницы. Но Смеяна понимала: лучше слов говорили голос, взгляд, то тоскливый, то смятенный, то решительный.
– Да, да, верно! – воскликнула она, лишь только Светловой замолчал. – Верно, и твоя судьба там есть! Макошь тебя научит! Вот только… как же мы ее найдем?
– Надо в святилищах Макошиных спрашивать. Макошины волхвы и ворожеи знают.
– Да сколько же ее святилищ на свете? Жизни не хватит их все обойти.
– А мы не все. Только главные.
– А какие есть главные?
– Главные… – Светловой ненадолго призадумался. – Я знаю, на Краене-реке в дрёмической земле есть. Нет, не на Краене – на Пряже.
– Это у дрёмичей… – неопределенно протянула Смеяна.
– Еще есть на Кошице-реке, у смолятичей…
– Ой! – воскликнула вдруг Смеяна, осененная новой мыслью. – Смолятичи! А как же невеста твоя… ну, княжна смолятическая? Тебе же за ней ехать надо! Она же ждать будет… в Велишине, или где там сговорились?
Светловой выпустил руку Смеяны и понурил голову. Нельзя бросить смолятическую княжну, ничего ей даже не объяснив. Да и отцу как потом на глаза показаться?
– Вот что! – решил Светловой. При проблеске надежды он снова обрел былую бодрость духа и ясность мысли. – Мы с тобой вместе поедем в Велишин к ней, а там я ее с собой позову к Макоши. Пусть сама Макошь нас благословит. Она, Скородумова дочь, верную дорогу знает лучше всех. Ведь Макошь – ее покровительница от самого рождения. Она согласится. А с ней мы Чашу Судеб куда быстрее и вернее найдем.
– А потом?
– А потом – как Макошь велит. Если она велит мне на Дароване жениться – значит… – Светловой запнулся и опустил глаза, не в силах даже в мыслях допустить такой приговор богини судеб. – А если не велит – так сама же Дарована настаивать не будет.
– Ах, как хорошо! – Уяснив этот замысел, Смеяна расцвела.
В самом деле – пусть княжна сама убедится, что Макошь предназначила Светловоя вовсе не ей! Не будет же она настаивать на присвоении чужой судьбы! Не будет! И тогда… Смеяне хотелось прыгать от радости. Как хорошо он придумал! Ее счастливый и восхищенный взгляд выражал такое обожание, что Светловою стало неловко, но в глубине души и приятно. Смеяна была земной девушкой, но в ней собралось все самое лучшее, что только есть на земле.
– Постой, а как же мои женихи? – вдруг почти с ужасом вспомнила Смеяна. – Им ты хоть колом про Чашу Судеб долби – не поверят!
– О них не тревожься! – весело утешил ее Светловой. – Это моя забота.
– Да как же ты со стариками моими управишься? Они меня никогда не отпустят!
– Отпустят. Вот увидишь!
Светловой улыбнулся, и Смеяна замерла от восхищения: его лицо осветилось, улыбка сделала каждую черту невыразимо прекрасной – он снова был тем Ярилой, которого она впервые увидела на кромке ржаного поля. Как разлука убила в нем радость, так надежда на новую встречу воскресила все силы, бывшие прежде, и даже больше. Так и новая весна возрождает не одно зерно, упавшее в землю, а целый колос.
* * *
Незадолго до полудня чуть ли не сотня человек со всей округи собралась на поляне возле священного дуба. В других племенах на Перунов суд не допускали женщин, но речевины полагали, что такое важное дело должно вершиться на глазах всего рода. Женщины и дети только не подходили к самой площадке и теснились поодаль, под деревьями на краю опушки.
