Дара зажгла следующий пульсар на руке, но он был слабый, едва-едва бирюзовый, словно магии в ней от испуга не осталось и капли.
— Ты не успеешь, — рассмеялась Урсула, демонстрируя свои ставшие неожиданно черными зубы. — Ты больше ничего не успеешь, горная ведьма.
Магия погасла. Чернота добралась практически до пояса, и Дара чувствовала, как с каждой секундой каменеет.
— Тебе уже ничто не поможет, — насмехалась Урсула.
Чтобы поднять руку, пришлось приложить невероятные усилия. Дара с трудом нащупала кулон, висевший у нее на шее, и сжала его в кулаке, поймав себя на мысли, что, должно быть, так и погибнет, сжимая в руках колдовское украшение. Она пыталась считать, хватаясь за остатки сознания, ждала магической вспышки — да чего угодно, что показало бы, в чем польза медальона на ее шее, — но ничего не происходило. Только слышался шум моря, словно водяной купол собирался треснуть, похоронить их с Геором, окаменевших, не способных и пошевелиться, под тоннами соленой воды.
Глава двадцать четвертая
Дара смогла запрокинуть голову назад, чтобы посмотреть на импровизированный потолок. Она видела, как прозрачный купол покрывается сетью трещин, и ей на лоб уже упало несколько капель воды. Девушка с усилием отвернулась, взглянув на Урсулу. Морская ведьма, казалось, сплошь покрылась черной пленкой. Ее прежде бледная, мертвенно-синеватого оттенка кожа теперь тоже темнела, покрывалась черными прожилками, как будто кровь женщины была отравлена.
Урсула подняла руки к небесам, словно призывала их обвалиться как можно скорее, сию же секунду, и Дара зажмурилась, дожидаясь, когда же вода хлынет на их головы, но прошла секунда, две, а купол все держался, словно магия, вложенная в него, была слишком сильной, чтобы так просто поддаться своей создательнице…
Или купол создала не Урсула?
Возможно, этот вопрос случайно прозвучал вслух или кто-то прочитал ее мысли, Дара понятия не имела, как это случилось — но ответ, произнесенный мягким мужским голосом, прозвучал предельно ясно:
— Разумеется, не она. Разве моя младшая сестренка способна на такую серьезную магию?
Хотелось открыть глаза, но у Дараэллы не получалось. Каменная магия окутала ее, превратила в недвижимую статую, все еще пытавшуюся защититься от черной волны.
— Диего? — голос Урсулы вдруг стал тоньше, почему-то напомнил писк, словно она очень боялась неожиданного гостя. — Что ты здесь делаешь?
— Как же? Не все ж мне проводить время в океане, — мужской смех, мягкий, раскатистый, вкрадчивый и почему-то показавшийся Дараэлле издевательским, звучал очень знакомо. — Иногда приходится навещать любимую сестренку, проверять, не натворила ли она каких-нибудь глупостей… Это ведь так свойственно тебе, правда, Урсула?
— Я не ждала гостей.
— Да ты их никогда не ждешь, — насмешливо отозвался Диего. — Каждый раз, когда я увлекусь своими делами, я обнаруживаю у тебя как не ворованные годы какой-то приморской дурочки с хорошеньким личиком, так голосок местного оперного певца, если не стайку сирен, мечтающих выйти на сушу и покорить местного принца-некроманта своей неземной красотой и вместе улечься в гроб, так горную ведьму! В прошлый раз, кажется, ты говорила мне, что их великолепная внешность обманчива и создана магией?
— В прошлый раз, — прошипела Урсула, — я надеялась, что ты меня послушался, Диего! Откуда столько интереса к горным ведьмам? Это мои дела! А если тебе так хочется синеглазой красотки, так взял бы и отправился в горы, знаешь, сколько там желающих разделить постель с одаренным мужчиной?
— Знаю, — неожиданно печально отозвался Диего. — Разумеется, знаю.
Дара слышала звуки шагов, но так и не могла ничего увидеть. Магия крепко держала ее, и она чувствовала все, что ощущала черная жижа. Боль Геора, раздражение Урсулы… Уверенные мягкие шаги незнакомца, носившего имя Диего.
Она почувствовала, как руки мужчины легли ей на плечи, смахивая с них смоляное колдовство, а потом он, наклонившись — Дара почему-то готова была поклясться, что незнакомец намного выше ее, — поцеловал в лоб.
Сначала ничего не происходило, а потом магия, словно почувствовав чей-то призыв, пусть и не принадлежавший Урсуле. Чернота сползала с Дары. Это было больно, ведь колдовство уже успело проникнуть в тело горной ведьмы, а теперь кто-то вырывал его с корнем, вычищал, уговаривал, приказывал отпустить Дараэллу…
Она наконец-то сумела открыть глаза — сделала это, как только поняла, что к ней вернулась способность двигаться, — и застыла от шока.
Диего все еще стоял рядом, положив руки ей на плечи, и всматривался в лицо Дары, будто бы пытался найти что-то. Какие-то отличительные черты…
— Ты совершенно не похожа на свою мать, — прошептал он. — Помнится, ваша Верховная очень удивлялась, почему я выбрал самую неприглядную из всех горных ведьм.
— Моя мама была красива, — возразила Дара.
— Твоя мама была похожа на обычную женщину, — усмехнулся Диего. Он протянул руку, скользнул ладонью по щеке Дары и приподнял ее голову за подбородок, чтобы заглянуть ей в глаза. — Она не обладала той, особенной магией горных ведьм, которая отравляет их разум. Если б даже твоя мать пыталась соблазнить меня, как мужчину, у нее бы ничего не получилось. На морских магов совершенно не действует сила горных ведьм. Они равнодушны к их соблазнению. Во всех женщинах гор я видел только то, чем они бы стали, потеряв свой горный дар.
Дара сглотнула.
— А кем была бы я, если б перестала быть горной ведьмой?
— О, — Диего ухмыльнулся. — Ты осталась бы такой же прекрасной, как и сейчас. Самой красивой девушкой из всех, кого я встречал в море и на суше, моя принцесса. Морским жителям красота дается не как часть дара, это случайный подарок, который получают далеко не все… Если верить легенде, все морские принцессы делят одну красоту на всех…
— Так вот почему я угасаю, — прошипела Урсула. — Потому что все то, чем я обладала, ты отдал жалкой девчонке?
Диего медленно повернулся к Урсуле и усмехнулся.
— Сестренка, — протянул он, — боюсь, твою красоту губит только твоя жадность. Впрочем, возможно, в этом еще немного замешана твоя злоба и то, что морской ведьме не пристало пользоваться силой горного ведьмака.
— Они для нас не ядовиты, — прошипела Урсула.
— Нет, ну, они-то не ядовиты, — согласился Диего. — Но, кажется, я предупреждал тебя, что бывает, когда пользуешься силой мужчин? Впрочем, о чем это я? Я предупреждал тебя и о том, что бывает, когда пользуешься силой осьминога. Или каракатицы. Симпатичные чернила на зубах, кстати.
Дара чувствовала, как магия стремительно стекала с нее. От одного короткого поцелуя Диего, возможно, значившего куда больше, чем думала девушка, колдовство растворялось в воздухе, будто оно никогда и не притрагивалось к Дараэлле. Она никогда не ощущала такой свободы, даже тогда, когда горы отпустили ее — словно гора упала с плеч, и теперь девушка могла дышать свободно, могла танцевать, прыгать по этим чернилам, не беспокоясь о том, что они вновь скуют ее, опутают своими невидимыми цепями, отравят изнутри.
