Эта сила принадлежала мне одной, и она мне нравилась. А я ей.
— Останови это, — вдруг крикнул Шампус.
Он не мог видеть эфир, однако прекрасно видел магические потоки, которые сейчас бурлили внутри моего универсума, образуя нечто ослепляющее светом и обжигающее своей мощью.
Контролировать этот процесс мне становилось все сложнее, и я попыталась подчиниться приказу короля. Вот только сил «свернуть» эту энергию мне не хватило, и тогда я направила ее в Шампуса.
В тот же момент он вздрогнул, его аура уплотнилась, непробиваемой броней закрывая хозяина. Не найдя выхода, энергия осталась во мне, готовая разорвать мои внутренности. Вены на руках и шее вздулись, и я закричала.
— Избавься от этого, немедленно! — заорал Шампус.
Еще одна попытка оборвать поступающей в мое тело поток энергии, отозвалась во мне испепеляющей сознание болью. В этот момент я поняла, что не справляюсь. Я столько всего хотела сказать, но в итоге лишь захлебнулась собственной кровью.
Шампус знал на что идет, снимая с себя защиту. Другого способа подавить эту дикую магию, растущую в универсуме смертной, не было.
Ухватив за рукав, он бросил меня в свои объятия.
На лицо опустились холодные пальцы, ледяные губы прижались к моим, утягивая меня во тьму.
В этот момент я готова была потерять сознание или даже умереть, но секунды складывались в минуты, а этого не происходило. Я безвольно лежала на коленях Шампуса, чувствуя лишь раздирающую боль в груди, которая постепенно гасилась темной энергией мага.
— Все хорошо. Дыши… — он нежно стер слезу с моей щеки, и больше не произнес ни слова.
Глава 33
— Активированы все разом, — голос Валтора звучал ровно, однако удивление в его глазах было заметно. — Впервые сталкиваюсь с подобным явлением.
Личный секретарь короля рассматривал стеллажи с артефактами, история которых насчитывала не одну сотню лет. Наконец, он обернулся и поглядел на Шампуса. Король сидел на мраморной плите пола, спиной упираясь в стол. Его обожженная кисть лежала на кроваво-красном камне, блокирующем воздействие ауры смерти.
— Изрядно тебя потрепало.
Шампус поднял на Валтора взгляд, углы его губ дрогнули в улыбке.
— Отнеси ребенка к лекарю. Нужно нейтрализовать вред прежде, чем он станет необратимым. И возвращайся. Мне нужна твоя помощь…
Валтор не успел ничего предпринять, так как на пороге появилась камеристка. Она, как и секретарь сразу пришла на зов, которым послужил направленный на нее сгусток темной силы.
— Глазам своим не верю! — не удержалась от восхищенного возгласа Велория. — Это ведь невозможно!? Чтобы все артефакты… и разом…
Обернувшись к королю, она вскрикнула от неожиданности:
— Ваше темнейшество?! Боги! Я помогу…
Велория кинулась к королю, но тут же была остановлена грубым:
— Не подходи. Это опасно.
— Но ведь…
— Не шуми, — Шампус скривился от боли. — Отправляйся с Валтором и проследи, чтобы девчонка, когда придет в сознание, не навредила себе.
— Ваше темнейшество… — негромко произнесла Велория, глядя на окровавленную руку монарха. Она чувствовала, что нужна здесь. Она могла помочь. Она обладала всеми необходимыми для этого знаниями и опытом. И она достаточно долго служила королю, чтобы соизмерять свои силы с возможным риском.
— Я надеюсь на тебя, — улыбнулся Шампус. — Идите.
Валтор подхватил тело, безвольно лежащее на узком балконе башни, и в сопровождении камеристки покинул покои монарха.
Стоило мне разлепить глаза, как Велория тут же принялась хлопотать вокруг меня. Я же лежала точно окаменевшая, распахнутым взглядом уставясь в потолок, и только слезы ручьями стекали в подушку.
— Не реви, — одернула Велория, нависая надо мной. — Это не конец. Да и боли ты чувствовать не должна. В тебе солидная доза обезболивающего.
Я и не чувствовала. Ничего. Кроме привкуса крови на губах и отвратного запаха обожжённой человеческой плоти, смешанного с запахом спирта и еще чего-то, не разобрать.
— Раздражает? — Велория понимающе улыбнулась. — И меня. Вот только это вотчина нашего лекаря, а у него особое отношение к запахам. Запахи его помошники в делах исцеления… — пояснила она и тут же добавила:
— Сказать по совести, наш достопочтимый лекарь знаток по части вин. И если мы «навесим» развеивающие заклинания, то сникнет он, как крапива после первых заморозков. Для него вино без аромата, что напиток без души…
«Какое мне дело до вашего лекаря и его пристрастий?» — подумала я, презрительно скривив губы.
Заметила. Замолчала. Склонилась чуть ниже и ласково так спросила:
— Как твое имя, дитя?
Я непонимающе уставилась на Велорию. Она отступила, изящным жестом одернула короткий пиджачок и опустилась в кресло возле моей кровати.
Пытаясь восстановить в памяти все, что произошло, я вспомнила лишь боль, которая не умещалась в сознании. А потом на мою грудь опустилась рука Шампуса, и меня поглотила тьма… И вдруг у меня пазл сложился. Я отключилась и утратила контроль над иллюзией. И теперь Велория видит, кто я. Они все видят!
«Мое имя и все, что с ним связано, тебя не касается!» — хотела сказать я, но из горла вырвался лишь сухой хрип.
Это испугало меня.
Я попыталась приподнять голову, но она не сдвинулась с места. Ни руки, ни ноги не шевелились. Проклятое тело меня не слушалось, оставаясь беспомощно лежать на постели.
Испуг перешел в панический ужас. Открылась незажившая рана. Рот вновь наполнился кровью. Я стала задыхаться.
Побледнев, Велория быстро, но аккуратно перевернула меня на бок, и это помогло мне сделать резкий короткий вдох. Она держала мою голову, пока я заливала кровавой жижей ее брюки и пол. Когда меня отпустило, Велория с поразительной ловкостью и уверенностью стала перебирать стоящие на прикроватном столике ярко синие бутылочки с широкими горлышками. Откупорив нужную, она втерла в мои виски какую-то дрянь, снимающую тревогу и эмоциональное напряжение. Глаза медленно сомкнулись, и я провалилась в сон.
Велория еще долго потом стояла у распахнутого окна в попытке успокоить свои трясущиеся руки.
Какого черта, думала она, пряча руки за спину и сцепляя их в замок.
— Какого черта!
Второе пробуждение оказалось менее тревожным. Велория была молчалива и старалась лишний раз на меня не смотреть.
Я прислушалась к себе. Ничего нового. Мое застывшее тело все так же было недвижимым, а вот запах его насторожил. Он изменился, со всей очевидностью доказывая мне, что что-то действительно идет не так.
