— Камиша, ты что? — присев рядом с псом, Эн обнимает его за шею. — Что с тобой? Не хочешь, чтобы мы шли дальше? Не хочешь?
Перестав выть, Камил смотрит на девушку, лижет ее в щеку шершавым языком. Ник задумчиво пощипывает волоски на подбородке, потом вспоминает, что это было любимой привычкой покойного профессора Аркадия Ивановича, и сует руку в карман.
— Так и будем стоять? — подает голос Цапко. — Там люди гибнут…
— Да знаем, знаем, не нуди! — кричит Хал. — Я пойду, гляну, чё там, блин. Подумаешь, говна-пирога — будка…
И он решительным, широким шагом идет по стоянке, обходит чуть припорошенный пылью двести шестой «пежо», поворачивает…
Камил с яростным лаем вырывается из объятий Эн и несется за ним. Вцепившись в штанину Хала, пес тащит его назад с такой силой, что материя рвется. Хал от неожиданности падает на спину, матерится, пытается ногой отпихнуть пса. Эн с криком бежит к нему. Ник тоже что-то орет, размахивая руками.
Когда все возвращаются к тягачу, Юсупов, козырьком приставив ко лбу ладонь, смотрит на будку и задумчиво произносит:
— И не объехать никак. А Камил эта… чует, что там опасность.
— Все штаны подрал, блин! — Хал замахивается на пса.
— Дурак, он тебе жизнь, может быть, спас, — заступается за своего любимца Эн.
— Спас — молорик, блин. А штаны-то зачем было рвать?
— А как он тебя еще остановит-то? Что, подойдет и скажет человечьим голосом: «Дальше идти нельзя?»
Наступает тишина. Все смотрят на Камила, а пес все не сводит глаз с проклятой будки, время от времени катая в горле сдержанный рык. Ник представляет на секунду, что Камил и впрямь поднимется на задние лапы и произнесет что-нибудь, какой-нибудь «абырвалг». От этого видения становится жутко.
— Держите собаку, — решительно говорит Цапко и срывается с места.
Он не идет, бежит к будке. Камил, в которого вцепляются Эн и Юсупов, дыбит шерсть и снова принимается выть.
— Стой! — орет фельдшеру Ник и мчится за ним. — Стой, тебе нельзя! Ты же один умеешь… Ты врач. Стой!
Он хватает Цапко за худое плечо, толкает назад и, превозмогая боль в спине, большими прыжками несется к будке. Позади слышатся крики, а потом вырвавшийся Камил, пуча бешеные глаза, обгоняет Ника. С гандикапом в десяток метров пес первым оказывается у выкрашенных серой шаровой краской дверей с грозной надписью…
Ослепительная вспышка бьет Ника по глазам. Тугая волна горячего воздуха толкает в грудь, валит на землю. Когда зрение восстанавливается, Ник видит, что никакой будки впереди больше нет. На ее месте лежит багровый блин, от которого пышет жаром. Воздух над блином струится и дрожит, трава по краям дымится, сворачиваясь и осыпаясь кучками пепла. Листья на деревьях по обе стороны пожелтели и скрутились в трубочки.
Навзрыд плачет Эн. Хал пытается ее утешить. Цапко бормочет что-то, боком отступая к тягачу.
— Он эта… всех нас спас, — говорит Юсупов.
Ник встает, подходит к краю блина. Отсюда видно, что это никакой не блин, а лужа лавы. Будка со всей начинкой и Камилом в придачу расплавилась, причем расплавилась мгновенно, за какую-то долю секунды. Нестерпимый жар медленно спадает. Ник поднимает из травы камень, кидает в самый центр лавовой лужи.
Камень выбивает кусочки окалины. Ничего не происходит. Когда лава остынет, путь будет свободен. Камил собственной жизнью заплатил за возможность людей двигаться дальше. Ник думает, что когда-нибудь здесь, вот на этом самом месте, псу поставят памятник.
Эн продолжает рыдать.
— Ну всё, всё, блин. — Хал гладит ее по голове, прижимая к себе. — По Бабаю не плакала, а тут собака…
— Да он лучше любого человека-а-а… — заходится Эн. — Он нас спа-а-ас…
Ник
Эн сказала, что я стрелял в самого себя. Наверное, это правда. Тот человек в камуфляже действительно был похож на меня. Но я стрелял, не задумываясь особо, кто передо мной. Как сильно мы все изменились за время, прошедшее после пробуждения… Тогда, в самом начале, когда мы встретили медведицу и лигра в заросшем саду, мне казалось, что это вот — самое страшное, что может быть в жизни.
Сколько всего произошло с тех пор! И каждый раз я думал, что очередной Рубикон, который мне, нам предстоит перейти — последний, что новых испытаний не будет. Но, похоже, испытания никогда не закончатся. Наверное, такая же жизнь была у людей в древности — каждый новый день преподносил сюрпризы, причем сюрпризы неприятные. Геракл, небось, свои двенадцать подвигов совершил не оттого, что он крутой, как горная вершина. Тоже ведь хотел, скорее всего, тихой и спокойной жизни — коз там пасти на склонах греческих гор, пить вино, играть с подрастающими ребятишками, любить жаркими южными ночами жену и ни о чем таком не думать. А ему пришлось давить всякую нечисть, мотаться туда-сюда по всему Средиземноморью по воле богов и в итоге помереть героем…
Нет, такая судьба меня как-то не прельщает. Лучше быть живой собакой, чем мертвым львом. Собака… Камил вот как раз погиб как самый настоящий герой. А мы, люди, не смогли его уберечь, защитить.
Черт, что-то я сейчас упустил. Какую-то важную деталь. О чем я думал? О Геракле… А, точно! Воля богов. Вот, наверное, ключевой момент. Не зря Монах стал таким популярным в общине. Самое просто и понятное всем объяснение — воля Господа. Все совершается по ней. И точка. А мы, похоже, идем против этой воли, потому что рассчитываем только на себя, на свои силы. Как Геракл. И нас тоже настигнет рано или поздно божья кара. Геракл надел пропитанную ядом одежду и страшно мучился, а потому попросил своего друга сжечь его заживо. Смерть в огне еще страшнее, чем смерть в воде. Но я не остановлюсь. И Хал, и Юсупов, и Эн не остановятся. А Цапко и подавно.
И раз так, то нечего рассусоливать и тратить время на размышления. В нашем случае цель действительно оправдывает средства, потому что она благая. Интересно, а если мы творим добро против Божьей воли, то что главнее — добро или Бог? М-да, дилемма. Нет, нафиг, блин, как любит говорить Хал. Вон из головы все ненужные мысли. Всё лишнее — вон. Правильный лозунг был во время войны: наше дело правое, победа будет за нами! В это и надо верить…
Глава шестая
К границе пятого слоя тягач добирается без помех. В десантном отсеке жарко, как в бане. Эн все еще всхлипывает, уткнувшись в плечо Хала. Ник пытается не обращать на это внимание. Цапко осматривает его спину, давит на грудную клетку, проверяя, целы ли ребра.
— Судя по всему, сильный ушиб. Кости целы. Одевайся, — говорит он.
Натянув провонявшую потом хэбэшку, Ник трогает Эн за руку.
— Наташ, ну всё, заканчивай уже.
— Отстань, — не поворачивая головы, отвечает девушка.
Тягач останавливается.
— Всё. Эта… приехали, — сообщает Юсупов.
