нашего пророка получили свою мзду. Все были убиты!
Он не смел даже подвести итог своим потерям. Ни одна из тлейлаксианских планет не избежала участи Дюны. И причиной этому — упрямство Бене Гессерит! А теперь он должен проявлять чудеса терпимости — и только Бог служит ему здесь, в изгнании, опорой.
Он спросил Одраде о грязи, разбрызганной на Дюне.
— Это бывает только тогда, когда мы оказываемся в экстремальной ситуации.
— Только поэтому вы являетесь объектом насилия со стороны шлюх?
Она отказалась обсуждать эту тему.
Один из покойных друзей Сциталя сказал однажды: «Бене Гессерит оставляет прямые следы. Вы можете думать, что они — сложные натуры, но если приглядеться повнимательнее, то станет ясно, что они сглаживают, трамбуют на своем пути все неровности».
Тот друг и многие другие были зверски убиты шлюхами. Надежда на его возрождение лежала в виде клеток ь капсуле с нулевой энтропией. Велика цена мудрости мертвого Мастера!
Одраде же хотела получить больше информации о чанах с аксолотлями. О, как умно она формулировала свои вопросы!
Тяжело торговаться, когда ставкой является выживание, а каждый шаг дается с таким неимоверным трудом. Что он получил за те крупицы знаний о чанах, которыми поделился с Верховной Матерью? Иногда Одраде выводила его из корабля на волю, но что за нужда? Для него вся планета была большой тюрьмой. Где мог он скрыться здесь от всевидящего ока ведьм?
Что они делают со своими чанами с аксолотлями? Он не был уверен в том, что знает это. Ведьмы лгут с такой профессиональной легкостью.
Не было ли ошибкой снабжать их даже ограниченной информацией? Теперь он понимал, что сообщил им нечто большее, нежели простые биотехнологические детали, которыми хотел первоначально ограничиться. Они определенно вывели заключение о том, каким образом Мастера добиваются хотя бы частичного бессмертия — в чанах постоянно выращиваются резервные гхола. Но и эта тайна потеряна! Он хотел вопить от отчаяния и бессильной ярости.
Вопросы… Очевидные вопросы.
Он парировал ее вопросы с помощью словесных споров о «необходимости иметь в распоряжении слуг-лицеделов и доступ к консоли управления системами корабля-невидимки».
Одраде отвечала уклончиво, но не уступала, проявив железную твердость, стараясь при этом выведать побольше про чаны с аксолотлями.
— Информация о производстве меланжи с помощью наших чанов могла бы заставить нас стать более либеральными по отношению к нашему гостю.
Наши чаны! Наш гость!
Эти женщины были похожи на пластиловую стену. Никаких чанов для его личного пользования. Вся сила и власть Тлейлаксу исчезла как дым. Эта мысль была нестерпимо грустной, вызвала волну жалости к себе. Он восстановил силы напоминанием: очевидно, что Бог испытывает его на прочность. Они думают, что заманили меня в ловушку. Но как болезненны их узы. Не будет слуг-лицеделов? Отлично. Он поищет других слуг. Не лицеделов.
Сциталь почувствовал нестерпимую боль за все свои прожитые в прошлом жизни, когда подумал о лицеделах, этих изменчивых рабах. Да будут прокляты эти женщины и их притворная преданность Великой Вере! Вездесущие послушницы и Преподобные Матери, которые постоянно что-то вынюхивают. Шпионки! А эти видеокамеры, натыканные повсюду! Как это подавляет.
Прибыв на Капитул, он чувствовал некоторую застенчивость в поведении своих тюремщиц, но их замкнутость стала угнетать, когда он попробовал проникнуть в механизмы, управляющие их жизнью, ее порядком. Позже он понял, что это круговая оборона, направленная наружу и готовая среагировать при малейшей угрозе. Что наше, то наше, и чужакам вход сюда воспрещен!
Сциталь распознал в этом основы родительского поведения, материнский взгляд ведьм на человечество. «Веди себя как следует, иначе ты будешь наказан!» Но наказания Бене Гессерит следовало всякими силами избегать.
Одраде продолжала требовать подробностей, и Сциталь сосредоточил свое внимание на еще одной типичной черте, которую ему удалось подметить и которая, по его мнению, была верной: Они не способны любить. Он был вынужден согласиться с этим утверждением. Ни любовь, ни ненависть не поддаются чистому разуму, они иррациональны. Он расценивал эти эмоции, как темные фонтаны, заслоняющие солнце, как примитивные шутихи, окатывающие водой ничего не подозревающего человека.
Как невыносимо болтает эта женщина! Он смотрел на нее, не вникая в суть того, что она говорила. В чем ее порок, где искать в ней изъян? Была ли слабость в том, что они избегали слушать музыку? Не боялись ли они, что музыка пробудит в них эмоции? Отвращение к музыке носило характер условного рефлекса, но рефлексы могут и угаснуть. За время своих многих жизней ему приходилось видеть ведьм, которые с удовольствием наслаждались звуками музыки. Когда он спросил об этом Одраде, она стала горячиться, и он решил, что это деланная горячность, имеющая целью сбить его с толку.
— Мы не можем позволить себе отвлекаться на пустяки!
— Неужели вы никогда не пытались воспроизвести в памяти великие музыкальные произведения? Мне говорили, что в древние времена…
— Какая польза играть музыку на инструментах, которые неизвестны в наше время большинству людей?
— О? Но что это за инструменты?
— Где вы, к примеру, найдете сейчас фортепьяно? — Она все еще пребывает в притворном гневе. — Это страшный инструмент, его очень тяжело настраивать и еще труднее на нем играть.
Как мило она протестует.
— Я никогда не слышал об этом… как вы говорите: фортепьяно? Оно похоже на балисет?
— Они довольно отдаленные родственники. Но настроить этот инструмент можно только в очень приблизительном ключе. Он вызывает идиосинкразию.
— Почему вы упомянули именно это… фортепьяно?
— Потому что иногда я думаю, что это плохо, что у нас нет больше этого инструмента. Извлечь совершенство из несовершенства — разве не в этом заключается высшее искусство?
Совершенство из несовершенства! Она старается отвлечь его рассуждениями в духе Дзенсунни, пытаясь создать иллюзию, что разделяет Великую Веру. Его много раз предупреждали об этой особенности Бене Гессерит в ведении дел. Они приближаются к предмету под острым углом, до последнего момента скрывая, что именно служит предметом их поиска. Но сейчас он знал, что является предметом торга. Она хочет получить все его знания и ничего за это не заплатить. Но как соблазнительно звучат ее слова, какое это нестерпимое искушение.
Сциталь ощутил глубокое внутреннее беспокойство и тревогу. Ее слова так ясно выражали претензию Бене Гессерит на поиски совершенного человеческого общества. Итак, она думает, что может чему-то его научить! Еще одна типичная черта: «Они видят себя в качестве учителей».
Когда он выразил сомнение по поводу этих претензий, она ответила:
— Конечно, мы давим на общества, на которые влияем. Мы делаем это, поскольку можем разумно направлять наше давление.
— Я нахожу, что это диссонанс.
