Описание физического облика Луи Ламбера, которое Бальзак дает на этом этапе повествования, замечательно схожестью с его собственным. С пристрастием описываются лоб Луи («красота этого лба была необыкновенной, пророческой») и «глаза, удивлявшие богатством и изменчивостью выражения и, казалось, отражавшие его душу». Не наделенный физической мощью, которая позволяла бы ему соперничать с другими в играх, он обладал таинственной силой воли, к которой прибегал в отдельных случаях – когда противостоял объединенным усилиям товарищей. Бальзак говорит также о богатстве идей, поэзии, скрытой в уме и сердце Луи, причем говорит в странно саморазоблачительной манере. «Мне надо было дожить до тридцати лет, чтобы наблюдения мои созрели и отстоялись, чтобы луч живого света осветил их заново, чтобы я понял значение явлений, неопытным свидетелем которых я был». Описание стараний Луи сохранять видимость прилежного поведения, подчинения мелочной рутине коллежа, показного интереса к учебе или даже страха и притворного уважения, вызываемых угрозой наказания, замечательно передает собственную борьбу автора с хаосом, дисциплиной и условностью. Бальзак описывает врожденную неспособность гения приспосабливаться, его слепоту и глухоту ко всему, что, как он интуитивно чувствует, не будет питать его гениальность. Таков психологический портрет анархиста, который позже станет мучеником или тираном, воплощением чистой и обнаженной Воли. Примечателен даже тот раздраженный упрек, который Бальзак вкладывает в уста директора коллежа, фраза, постоянно вырывающая Луи из мира грез, – ибо в ней звучит та зависть и ненависть, которые мир всегда питает к человеку, наделенному гением: «Вы ничего не делаете, Ламбер!» Бальзак терпеливо разъясняет, что всегда, когда Луи обвиняли в лени, он, возможно, напротив, был наиболее деятелен – только по-своему, идя собственным правильным путем. Именно в такие мгновения мнимой пассивности рождались самые блестящие и потрясающие бальзаковские идеи. Впоследствии, развивая философские выкладки Луи, автор убедительно это доказывает. «Все наши воления и все наши идеи составляют действие, – утверждает он, – а вся сумма наших внешних проявлений – противодействие». Философия дуализма, провозглашенная устами Луи Ламбера, – это попытка со стороны Бальзака, художника, утвердить тотальность или принятие жизни. Можно считать ее бальзаковской интерпретацией – динамичной, положительной – того, что мы знаем как учение Дао. Последнее противоположно всему европейскому направлению метафизики, чисто интеллектуальному и идеалистическому, приводящему нас в тупик.
В любом случае образовательная рутина коллежа раздавила бальзаковский дуэт «Поэта и Пифагора», «как золото вынуждено превращаться в монеты под прессом чеканки». Близнецы были ленивой и неисправимой парой: «Мы не умели играть в мяч, бегать, ходить на ходулях… Чуждые забавам наших товарищей, мы пребывали в одиночестве, меланхолически сидя под каким-нибудь деревом во дворе». И Бальзак добавляет: «Орел, который хотел насыщаться всем миром, жил в четырех узких и грязных стенах; так его жизнь стала в самом широком значении этого выражения жизнью идеальной».
В восемнадцать лет, потеряв родителей, Луи оставляет коллеж. Он поселяется у своего дяди, который, лишившись приходской бенефиции, обосновался в Блуа. Здесь юноша живет некоторое время, но, снедаемый желанием закончить образование, он отправляется в Париж, чтобы «получить знания из самых высших источников». Нескольких тысяч франков, унаследованных от родителей, хватает лишь на трехлетнее проживание в столице. Двадцати трех лет от роду он возвращается в Блуа, «изгнанный из Парижа страданиями, на которые обречены люди без денег». В длинном письме дяде, написанном частями в дни его пребывания в Париже, Луи изливает свои впечатления и пережитый опыт. Несомненно, в них отражен личный опыт Бальзака времен его первого пребывания в Париже. По возвращении в Блуа в первом же доме, где его представляет дядя, он знакомится с мадмуазель Полин де Вилльнуа, молодой и красивой еврейкой, самой богатой в Блуа наследницей. Луи безумно влюбляется в нее с первого взгляда. Через три года после возвращения Луи в Блуа Бальзак встречается с его пожилым дядей в дилижансе, когда тот направляется в этот город, и от него узнает, что Луи накануне его объявленной с мадмуазель де Вилльнуа свадьбы сошел с ума. Дяде, который возил Луи в Париж, где его обследовали известные врачи, сообщили, что болезнь племянника неизлечима, и «единодушно посоветовали оставить его в полном одиночестве… поместить в прохладной комнате, где всегда царил бы полумрак». Его невеста тем не менее настаивает, что будет ухаживать за ним лично. Она перевозит его в свое шато в Вилльнуа, куда двумя годами позже приезжает с визитом Бальзак. Луи не узнает старого приятеля и после долгих попыток заставить его нарушить тишину произносит единственную фразу: «Ангелы – белые». Перед отъездом Бальзак получает от преданной компаньонки Луи обрывочные записи его мыслей (напечатанные в приложении к книге), которые она сделала. Луи Ламбер умирает в возрасте двадцати восьми лет в объятиях своей верной любви.
Краеугольным камнем философии Луи Ламбера, при помощи которой тот объясняет все сущее, была его теория ангелов. Последняя, позаимствованная Бальзаком у Сведенборга, заслуживает представления во всей ее полноте, потому что именно этот взгляд на человека Бальзак впоследствии доводит до апофеоза в «Серафите». Эта теория является высшим выражением двойственности, которую он открыл в своей собственной натуре и воплотил в творчестве…
«В человеке соединяются два различных существа. По Сведенборгу, ангел – это человек, в котором духовное существо победило материальное. Если человек хочет следовать призванию быть ангелом, он должен, как только ему откроется мысль о двойственности его бытия, развивать тончайшую природу живущего в нем ангела. Если ему не удалось обрести просветленное знание своего будущего, он дает возможность возобладать материальному началу вместо того, чтобы укреплять свою духовную жизнь, все его силы уходят на игру внешних чувств, и от материализации этих двух начал ангел постепенно погибает. [Что и произошло в точности с Бальзаком!] В противном случае, если человек будет поддерживать свой внутренний мир необходимыми ему эссенциями, дух начинает преобладать над материей и пытается от нее отделиться. [В этом Луи Ламбер потерпел неудачу, а Серафита преуспела!]
Когда это отделение происходит в той форме, которую мы называем смертью, ангел достаточно сильный, чтобы освободиться от своей оболочки, продолжает существовать и начинает свою настоящую жизнь. Наличие бесконечного числа отличающихся друг от друга индивидуальностей может быть объяснено только этой двойственностью бытия, они дают возможность понять и доказать ее.
Действительно, расстояние между человеком, чей бездеятельный ум обрекает его на очевидную тупость, и тем, кого внутреннее зрение одарило известной силой, заставляет нас предположить, что между гениальными людьми и остальными может существовать такая же разница, какая отделяет зрячих от слепых. Эта мысль, бесконечно расширяющая мироздание, в некотором смысле дает ключ к небесам. Внешне кажется, что на земле все эти существа смешаны друг с другом, на самом же деле они разделены на различные сферы в зависимости от совершенства их внутреннего мира. В этих сферах все различно: и нравы, и язык. В невидимом мире, так же как и в мире реальном, если какой-нибудь обитатель низшей сферы достигнет, не будучи достойным, высшего круга, он не только не понимает ни его привычек, ни бесед, но его присутствие парализует голоса и сердца высших существ».
