Наталья сердито щурилась.
— И те люди, которые выглядели как твои родители… Для всех остальных они были твои родители… но не для тебя… ты видела их какими-то другими, — сказала она.
— Да.
— Но внешне — очень похожи на твоих родителей.
— Для кого-то — возможно.
— Ты с ними разговаривала…
— Да.
— И они вели себя как обычно…
— Не совсем.
— Я помню, — кивнула Наталья. — Ты говорила, что они были напуганы.
— Дело не в том. От них исходило зло. Это как смрад, как дурной запах. И от него негде было укрыться. У нас дом двухэтажный. И когда они были на первом этаже, я уходила наверх, в самую дальнюю комнату, в угловую, но и там я все это чувствовала, — Люся непроизвольно передернула плечами. — И ночью тоже я спала ужасно, задыхалась, это они меня изводили своим злом, мне так плохо было, я так мучалась, что на следующий день не выдержала и ушла.
— Откуда? — вкрадчивым голосом уточнила Наталья.
— Из дома.
— И больше ты их уже не видела?
— Нет.
— Значит, в последний раз ты их видела в своем доме?
Люся растерянно посмотрела на Наталью.
— Ты мне говорила, что они тебя бросили, — напомнила Наталья. — За городом, на базе отдыха. И больше ты их не видела. А теперь получается — видела?
— Они меня бросили, — глухим голосом ответила Люся. — Это правда. И я потом сама добиралась до дома. А там были те.
— Твои родители?
— Нет! — глухо сказала Люся. — Я же тебе говорю: это были не они!
— Но внешне — очень похожие, — с невозмутимостью практикующего психиатра предположила Наталья. — Я имею в виду не тебя, разумеется, а обычных людей. Ты-то сразу заметила подмену. Да?
— Ты мне не веришь? — посмотрела Люся черными, как ночь, глазами.
— Ты действительно видишь в людях что-то особенное? — спросила Наталья, чтобы только не отвечать.
Не хотелось ей ссориться. Ни к чему это сейчас было.
— Да, — ответила Люся.
— И во мне что-то видишь?
— Да.
— Расскажи, — попросила Наталья.
— В тебе много зла, но это зло от горечи.
— Это как? — растерялась Наталья.
— Пережитое горе рождает в тебе зло.
— По отношению к кому?
— Ко всем.
— И к тебе? — засмеялась Наталья.
— И ко мне.
— Это неправда! — смеялась Наталья.
— Почему же неправда?
— По-моему, мы очень хорошо с тобой ладим. И я к тебе прекрасно отношусь.
— Это не так.
Наталья перестала смеяться.
— Что такое ты говоришь? — спросила она после паузы. — Я притворяюсь, по-твоему?
— Да.
— А на самом деле я желаю тебе зла? — прищурилась Наталья.
— Да.
— И ты так спокойно об этом говоришь? Почему же ты ничего не предпринимаешь, если боишься меня?
— Я тебя не боюсь.
— Как же! Ты сама сказала: я желаю тебе зла.
— Да.
— Значит — боишься меня?
— Не боюсь.
— Почему? Откуда такая смелость?
— Со мной ничего не случится. Все у меня будет хорошо.
— Кто это тебе такое сказал?
— Это я знаю.
— И про меня, наверное, знаешь?
— Да.
— Что?
— Тебя здесь скоро не будет.
— Я уеду?
— Не думаю. Наверное, ты умрешь.
Полыхнул последний язычок пламени, осветив на мгновенье спокойное лицо Люси, и погас. Камин уже почти не давал света.
— Вот ты знаешь про меня такое, — недобрым голосом произнесла Наталья. — Уже и смерть мне напророчила. А сама все время ведешь себя так, будто все хорошо и никаких проблем впереди не предвидится.
— Не предвидится, — сказала из темноты Люся. — Все у меня будет хорошо.
— А у меня? — нервно засмеялась Наталья.
— У каждого свой путь. Ничего не поменяешь, как ни старайся.
Натальин смех оборвался.
* * *
Обнаженный Михаил лежал на постели в своей комнате и бездумно смотрел в потолок, который он в темноте практически не видел, а только угадывал. Единственным светлым объектом в окружавшем Михаила пространстве был бледно-серый квадрат окна. Там, за окном, царила ночь, но даже ночь была светлее мрака комнаты.
Шаги за дверью. Дверь открылась.
— Наташа? — спросил негромко Михаил.
Наталья не ответила. Приблизилась, неуверенно ступая в темноте, наткнулась на кровать.
— Иди ко мне! — позвал ее Михаил, давая возможность сориентироваться.
Наталья легла, не раздеваясь, и закуталась в одеяло, на котором лежал Михаил. Он засмеялся негромко, спросил:
— Ты прячешься от меня?
Сгреб в охапку Наталью вместе с одеялом. И только теперь обнаружил, что она дрожит.
— Что случилось? — спросил, настораживаясь.
— Я боюсь ее, — сказала Наталья. — Мишка! Я стала ее бояться!
— Людмилу?
— Да. Она ненормальная, Миш!
Она бормотала так невнятно, что не все слова можно было сразу разобрать, и могло показаться, что у нее зуб на зуб не попадает от страха, отсюда и проблемы с дикцией.
— Ну и ладно! Ну и ненормальная! — успокаивающе сказал Михаил и потянулся к Наталье, чтобы поцеловать ее и заставить забыть о ее дурацких страхах.
Его нос уловил сильный запах спиртного.
— О-о-о! — засмеялся Михаил, обнаружив истинную причину невнятной дикции своей собеседницы. — И что же это мы такое пили?
— Много чего, Миш. И пиво, и ликер, и водку.
— Водку? «Кошкенкорву»? — непритворно изумился Михаил, который точно знал, что никакой другой водки в доме нет, а в этой целых шестьдесят градусов, это и не водка вовсе, а прямо чача натуральная, от этой ««Кошкенкорвы» и мужиков развозит быстро, не то что женщин. А если еще с ликером и пивом…
— Это не мои пьяные сопли, Миш, — произнесла Наталья голосом смертельно уставшего человека. — Это настоящий страх. Вот я просплюсь, завтра буду трезвая, и все равно буду бояться.
— Глупышка! — шепнул беззаботно Михаил, а руки его уже скользнули по одеждам Натальи.
Но она никак не реагировала и казалась бы бесчувственной, если бы не дрожала.
