— Теперь еще про Люду Тропареву, — подступился к главному Пахарь. — Вы ее в эти дни видели, седьмого, восьмого?
— И седьмого, и восьмого.
— Неужели? — не смог сдержать удивления Пахарь.
— Седьмого вечером она с электрички шла. В двадцать один девятнадцать прибытие. Зимнее расписание, электричек мало, легко запомнить. Ну и на следующий день. Видел, что к Кривуле она ходила.
— Восьмого? — уточнил Пахарь.
— Восьмого. А потом Кривуля вдруг пришла.
— Куда пришла? — опешил Пахарь.
— К Тропаревым в дом.
— А Люда?
— Люды не было.
— Но вы точно видели, что Кривуля?
— У меня зрение о-го-го! — сказал Викентий Николаевич. — Что я — Кривулю не знаю?
— Мне она показалась старушкой диковатой, — признался Пахарь. — Какие же дела у нее могли быть с Тропаревыми?
— Никаких! — решительно мотнул головой Викентий Николаевич.
— Но ведь пришла!
— Загадка! — кивнул Викентий Николаевич. — Тут моя фантазия буксует! Дел у них общих не было, и вообще Кривуля со всей деревней в контрах. Кому с колдуньей дело хочется иметь? Хоть и не верят, а все же неприятно. А тут — пришла! Загадка! — снова повторил он.
— Долго в доме пробыла?
— С часик прогостила.
— Ого! — приподнял бровь Пахарь. — О чем же они целый час могли беседовать?
— Этого я не знаю, — прижал ладони к груди Викентий Николаевич. — Час прошел, смотрю: Кривуля к себе возвращается.
— А Тропаревы когда уехали?
— Куда уехали? — не понял Викентий Николаевич.
— Восьмого числа или позже они куда-то уехали на своей машине.
— Да? — удивился осведомленности своего собеседника Викентий Николаевич. — Не видел, если честно.
— Мне Люда Тропарева сказала, что ее родители исчезли, и с ними исчезла их машина. А потом, позже, Люда нашла эту машину на площади трех вокзалов. Ей якобы Кривуля подсказала, где машину надо искать.
Викентий Николаевич не пытался оспорить услышанное, но вид имел крайне озадаченный.
— Хотите сказать, что никуда Тропаревы не уезжали? — невесело усмехнулся Пахарь. — Вот и я что-то перестал в это все верить. Потому что еще мне Люда Тропарева говорила, что последний раз видела своих родителей в первой половине дня седьмого числа. А сейчас выясняется, что она еще и седьмого вечером могла их видеть, и восьмого утром. И машина их, якобы пропавшая, стояла дома в гараже. А вы Тропаревых, кстати, когда в последний раз увидели?
— Восьмого утром.
— Где?!
— На улице. Я Зинаиду остановил, и мы с ней общались. А Борисыч вышел из ворот и в нашу сторону — зырк! Посмотрел, вроде как с претензией.
— К кому?
— А ни к кому. Что ему за надобность? Видно только, что не в духе. И Зинаида сразу же ушла. Ей неприятно, все же он ее хозяин.
— А Тропарев что?
— Развернулся и ушел в ворота. Даже не поздоровался. Говорю — не в духе!
— И после этого вы его уже не видели?
— Нет, обоих их из виду потерял: и Борисыча, и жену его.
— А Люда?
— Люда к Кривуле переселилась.
— Это уже после пожара? — уточнил Пахарь.
— Не-е. Она сразу. Не захотела, видать, жить в родительском доме. Разонравилось ей. А уж позже там полыхнуло. Горело будь здоров, как бензином кто полил. А, может, и вправду бензином? — дозрел до догадки Викентий Николаевич. — Все-таки поджог, я здесь не сомневаюсь даже.
Глава 33Огонь в камине догорал, и всепроникающая темнота разливалась по гостиной, заполняя все закуточки-уголки, оставив Наталье и Люсе крохотный освещенный пятачок перед камином. Люся завороженно смотрела на вспыхивающие то там, то здесь останки прогоревших дров, и отблески пламени отражались в ее глазах недобрым огнем.
— Я не могу тебе объяснить, как это чувствуется, — когда перед тобой не те люди, которых ты знал прежде, — сказала Люся. — Я просто вижу — и все. Другого объяснения у меня нет.
— Но вот твои родители, — осторожно, но настойчиво продвигалась к цели Наталья. — Они чего-то боялись, как ты говорила. Ладно, их поведение по этой причине изменилось, ты это чувствовала, это я понимаю. Но про них ты тоже говоришь, что они — «не те люди».
— Да.
— То есть они — не твои родители?
— Да.
— Как же так? — растерянно спросила Наталья. — А кто они?
— Я не знаю, — качнула головой Люся.
С ней сейчас невозможно было разговаривать, потому что она рассказывала о чем-то своем, о том, что было недоступно пониманию обычного человека. Наталья давно махнула бы на все рукой, если бы еще не надеялась сквозь бред невнятных фраз продраться к истине, которой обладала Люся и которую нельзя было узнать просто так, а можно только разгадать, что и пыталась сделать Наталья и что никак у нее не получалось.
— …Перед тобой были чужие люди, — вернула свою собеседницу в прошлое Наталья.
— Да.
— Это были не твои родители?
— Да.
— А кто?
— Я не знаю.
— Но выглядели они как твои родители? — спросила начавшая терять терпение Наталья.
— Они были похожи, — после некоторого раздумья ответила Люся.
— А что в них было не так?
— Это трудно объяснить.
— Попробуй! — требовательно сказала Наталья.
— Вот ты сидишь в комнате. В комнату вошел Дыр-Быр-Тыр. Побыл недолго и вышел. А потом зашел Микси. Ты же видишь, что это были два разных человека?
— Да! — сказала нервно Наталья. — Но они отличаются внешне! Они разные!
— Вот и эти были разные. Они отличались.
— Чем?!
— Они отличались друг от друга так же, как Микси отличается от Дыр-Быр-Тыра.
— Чем?! — повторила Наталья. — Ростом? Цветом кожи? Цветом глаз?
— Всем!
— То есть это были разные люди?
— Да. Хотя для постороннего человека они могли быть на одно лицо.
Бег по кругу. У нее какая-то своя логика и ничего от нее добиться невозможно.
— То есть если бы я их увидела, то я приняла бы их за твоих родителей, — зло щурилась Наталья.
— Думаю, что да.
— А что же ты такое увидела, чего не вижу я?
— Вот ты правильно сейчас сказала! — встрепенулась Люся. — Просто я вижу, а другие нет. В этом разница. Я вижу, ты не видишь. Ты слепа. Представь, что ты не видишь ничего. Зашел-вышел Дыр-Быр-Тыр. Потом Микси. Ты слышишь только шаги. А кто был — ты не увидела. И ты можешь подумать, что это один и тот же человек. Потому что ты слепа. А если бы ты была зрячая, ты бы увидела: они — разные.